Готова ли республика к волне «омикрона»? Продолжится ли целевая федеральная поддержка развития республики? Жива ли еще совхозная карельская корова-кормилица и будет ли «суверенное» молоко на наших столах? Готова ли команда Правительства Республики Карелия двигаться вверх, несмотря на сильный встречный ветер экономической конъюнктуры? Когда, наконец, Газпром газифицирует самый европейский российский регион?

Об этом – большой разговор с Главой Карелии Артуром Парфенчиковым.

«Я ВИДЕЛ ИЗНАНКУ ВРЕМЕНИ»

— Артур Олегович, в 2017 году в одном из своих интервью вы сказали фразу, которая меня зацепила: «Если человек к 40 годам не стал консерватором, то у него нет головы». Зацепила, потому что начинается эта фраза с того, что «…кто не был в 16 лет либералом, у того нет сердца». Вы успели побыть либералом?

— По-моему, это Черчилль сказал, хотя есть мнение, что это фраза другого британского премьера, Бенджамина Дизраэли… Либералом? Конечно, был, мы все были, все наше поколение увидело угасание одной страны и рождение новой. И, конечно, были надежды. Но понимание цены перемен, их последствий заставило очень многих быстро повзрослеть.

 

— А где вы были тогда? 

— Я был молодым следователем прокуратуры. Занимался самой что ни на есть «подвальной» жизнью — в прямом смысле. Я видел в этих подвалах обнищавших, потерявших жилье кандидатов наук, профессоров, видел интеллигентные семьи с детьми, которые лишились всего. Видел вчерашних офицеров, хороших мужиков, которые уходили в криминал, чтобы прокормить семьи. 

—То есть вы как правоохранитель быстрее других увидели изнанку того времени… 

— Да, я понимаю, к чему привела эта очередная революция, эта разрушительная смена формации, отказ от эволюционного развития страны. Потом я побывал на Кавказе, более полугода там провел — это страшно, на самом деле.

— А вам сейчас сколько лет?

— Мне 57.

— А к 57 годам кем нужно стать?

— Нужно оставаться консерватором.

 

— О чем речь: о консервативности с точки зрения уклада? Традиций? Политики? Управления?

— Я исхожу из того, что единственным движителем гарантированного сбалансированного развития является эволюция. Это, наверное, даже японская философия («Кайдзен». — Авт.) — «Лучше маленькими шажками идти, чем стоять на месте, готовясь к большому прыжку». Наверное, главный консерватор в российской истории — это Столыпин с его: «Им нужны великие потрясения, а мне нужна великая Россия». Я думаю, что и Черчиллю это подходит, несмотря на предположения о том, что он этого не говорил. Жизненная мудрость учит, что ломать нельзя.

НЕ БОЮСЬ БЫТЬ ХРАНИТЕЛЕМ

— Позиция государственническая, понятная… Но, тем не менее, жизнь коротка, время — это невозобновляемый ресурс. И если перемены происходят слишком медленно, то кажется, что они не происходят вообще. Не секрет, это общее ощущение — большинство людей живет достаточно трудно. А вызовов и проблем становится все больше. Не хватает времени, не хватает денег, не хватает сил. Хотя вроде все есть, а общественное самочувствие не лучше, чем в «окаянные» 90-е. А 70% россиян — это статистика опроса информагентства Sputnik — говорят, что им лучше жилось в советское время. Как прокомментируете? И как изменилась республика за последние пять лет? Насколько произошедшие перемены были хоть и консервативными, но динамичными? Может ли быть консерватизм динамичным?

— Совершенно точно, что никакой экономический рост невозможен в условиях революционных потрясений. Советский Союз, его мощный старт и перестройка экономики, — это отдельная история, основы этого роста были заложены к 1914 году, и Россия была уже «на старте». И как бы развивалась Российская империя, не будь Первой мировой войны, сложно сказать, но то, что она была на тот момент флагманом индустриализации, потенциальным экономическим лидером Европы и мира, — это факт. Советский Союз вобрал в себя эту энергию готовности к росту и реализовал в обложке коммунистической идеологии. Собственно, этого боялись и наши стратегические оппоненты. Менделеев, кажется, посчитал, что к 1950 году население России должно возрасти почти до 300 миллионов человек. Собственно, не только Менделеев так считал, это и наши оппоненты считали, они всегда у нас были. Это внеидеологические, геополитические проблемы, они были у России с Англией, с англосаксами и в XVII веке, и в XVIII–XX веках, и в XXI. А как бы мы развивались, если бы не понесли все эти потери в результате революций и войн! В населении, в специалистах… 

 

Зворыкин создал телевидение в США, киевлянин Сикорский изобрел вертолет и стал в Америке легендой. Питирим Сорокин из Княжпогостского района Коми основал — вы задумайтесь — мировую социологию, преподавал в Гарварде! Их же уехали миллионы, а если бы они остались в России?

Кстати, интересный факт о Менделееве. Его Нобелевский комитет трижды «прокатывал» с Нобелевской премией, и даже в Российской академии наук, где было засилье экспатов, его не принимали в академики. Исключительно потому, что он был отчаянным патриотом, русским националистом в лучшем смысле этого понятия: например, выступал против добычи Нобелем нефти на шельфе Каспийского моря и так далее. Обратите внимание: Менделеев не был коммунистом, но Запад его отторгал.

Я не хочу сейчас вступать в неблагодарные рассуждения: «А что было бы, если бы не было революции?» Да никто не знает! Но предполагать не запретишь. Лить слезы по поводу рухнувшей империи — ну, наверное, можно, но ни к чему это уже не приведет. Надо извлекать опыт и не бояться быть консерваторами, хранителями, при этом день за днем создавая перемены. И эти перемены, на мой взгляд, должны быть очень заметны и значимы. Тот же философ Иван Ильин, который уехал из Советской России в Германию, говорил: «Территориальные размеры России требуют сильной власти». Россия — сложная страна. Разный уровень развития регионов…

Когда я стал Главой РК, мы были третьими с конца по собственным доходам бюджета! Я миллион рублей не мог найти для устранения какой-то коммунальной аварии.

И это была наша карельская реальность. А еще есть Кавказ, есть Дальний Восток, есть Восточная Сибирь — у них своя реальность, свои особенности.

РУССКАЯ СКАНДИНАВИЯ?

— Вы страну вообще хорошо знаете? Ощущаете, где сейчас Карелия в условном рейтинге регионов?

— Могу твердо сказать: я знаю Россию. В службе судебных приставов у меня было две приоритетные территории — это Дальний Восток и Северный Кавказ. Я как заместитель их курировал, потом продолжил это делать как директор службы. Бывал там часто и подолгу. Я был в Грозном, когда он был еще весь разрушен. Это 2007 год, всего 15 лет назад. Мы службу судебных приставов тогда создавали в Старопромысловском районе в чудом сохранившемся бараке, без удобств, без всего… А в городе тем временем шла контртеррористическая операция. Это было страшно.

 

К чему я это говорю? Политическая турбулентность не влечет за собой экономических улучшений. Наоборот, стабильность на дистанции 10–20 лет, как правило, создает возможность для заметных экономических перемен. Я не говорю о том, что политика должна быть зацементирована. Но пусть она протекает в конституционно-демократических рамках: есть мера ответственности, есть границы, есть красные линии… Главное — чтобы не ломались устои. Они, безусловно, могут трансформироваться, но исключительно эволюционно.

Войны и революции всегда отбрасывают общество в плане уровня жизни. Это не значит, что в условиях экономического роста население будет абсолютно всем довольно. Наоборот, чем больше у человека возможностей, тем больше требований он предъявляет — так устроена жизнь.

Вы спрашиваете про Карелию… Прошло пять лет, мы провели всероссийский опрос о том, как воспринимается Карелия сегодня в других регионах страны. Превалирующий ответ: «Русская Скандинавия». Это хорошее определение, значит, люди думают, что у нас уютно, чисто, спокойно и красиво, это вложено на подкорке в определение «Скандинавия». Но я считаю, что это огромный аванс. Это как мы приезжаем в Финляндию, а там у половины карелов друзья, родственники, знакомые. И нам кажется, что там медом намазано. А те, кто там живет, знают и о проблемах. Есть поговорка: «У соседа трава зеленее». Но то, что оценка Карелии на федеральном уровне растет — это факт. Как факт и то, что нам еще расти и расти.  

— Вы вернулись в Карелию после работы в Санкт-Петербурге и на федеральном уровне. Много бывали и за границей. Опыт, конечно, очень большой. Почему Карелия — другая? Почему то, что вы местный, так важно?

— Все-таки здесь особая история. Я уж не говорю про особый климат, но он все равно накладывает отпечаток — это Север. Он очень малонаселенный. Не зря же есть у карелов такое полушуточное наблюдение, что когда карел рыбачит, то новую лунку лучше делать на расстоянии 200 метров, иначе нарушишь его жизненное пространство. Люди жили небольшими деревнями, даже хуторами. Деревни никогда не становились станицами, как на юге. Здесь привыкли к этому почти неограниченному личному пространству. А с другой стороны — к самостоятельности. Тут же вообще никогда не было крепостного права. Никогда, понимаете? Из поколения в поколение люди жили достаточно свободно.

Конечно, здесь богатая природа, и человек очень многое от нее брал. Рыбалка, охота, собирательство и т. д.  Даже если взять приладожские земли, заонежские с их шунгитами — все равно это не Черноземье в плане земледелия. Поэтому природа и ее богатства играли большую роль - пушнина, рыба и так далее. 

Не было здесь и каких-то серьезных политических катаклизмов — нашествий, татаро-монгольского ига. Почему здесь былины сохранились? Славяне-новгородцы пришли сюда в IX–X веках, начали жить в Заонежье — их никто, по большому счету, не трогал.

Руководить Карелией, не понимая этих кодов, не чувствуя этих нюансов, невозможно. Самое главное здесь — это уважать людей. И быть проще.

Есть пара хороших карельских поговорок: «Пустая бочка громко гремит» — то есть много шума обычно происходит от пустых людей. А еще «К гребцу и берег приплывет» — то есть тому, кто терпелив и упорно трудится, мир благоволит.

 

ПОХОЖИ, НО ДРУГИЕ

— Отсюда вопрос: фанатичное желание соответствовать высочайшим стандартам нашего финского соседа — оно реализуемо? Или у нас все-таки какой-то свой путь? Нам кажется, что мы так похожи — но так по-разному живем. Там и дороги крошкой мраморной посыпаны, и мусор вывезен и переработан, и поля все ухожены, и пар в сауне какой-то немного другой…

— Финляндия по градации ООН самая счастливая в мире страна. Хотя об этом рейтинге тоже много спорят, но тем не менее. Вот ориентир! Но одно дело, когда ты приезжаешь на экскурсию в какую-либо страну и берешь там сугубо внешние впечатления. Другое дело, когда ты приезжаешь в семью родственников — видишь, как они живут, в какие школы ходят дети, какое образование они там получают, где работают родители, чем они живут, как устроен их быт… Поэтому многое из того, что мы видим в Финляндии, нам нравится. Нельзя сказать, что эта страна абсолютно без проблем, но, безусловно, во многих вопросах это для нас пример.

Достижим или не достижим в Карелии такой уровень жизни? Наверное, по ментальности мы в чем-то ближе к североевропейским народам. Я говорю о карелах, вепсах, о тех русских, которые тут живут. Многие из них имеют финно-угорские корни, возможно, не догадываясь об этом. Столетиями жили здесь вместе финно-угорские племена и славянские. В чем-то ближе, но все равно другие. В определенных моментах мы не сможем жить так, как они, — это нам будет сложно, некомфортно. Но если говорить об экономике, то мы бы могли, по моему мнению, подняться до сопоставимого уровня жизни.

— Не было ли исследований по уровню счастья в Карелии? У меня есть ощущение, что в среднем по России будет хуже, чем в Карелии.

— Не делали. Но изменения, конечно, есть, это даже финны отмечают, которые приезжают к нам. Про дороги говорят, что местами они лучше, чем в Финляндии.

РЕБЯТА, НАВЕДИТЕ ПОРЯДОК

— Про дороги все говорят. Как это получилось?

— Во-первых, нам удалось передать большую сеть дорог в федеральное ведение, пользуясь нашим приграничным статусом. Во-вторых, дорожное строительство — это первая отрасль, в которой мы смогли навести порядок. В плане ответственности тех подрядчиков, которые здесь работают, контроля за качеством, за освоением средств.

— «Нам» — это вам, республике или и федералам тоже?

— Федералам нужно тоже отдать должное. Федеральные компании, «Росавтодор», например, очень эффективно работают в Карелии. Но я говорю все же о региональном уровне. Мы пока только-только подходим к этому в общестроительных вопросах, остались еще болевые точки в общем строительстве. Хотя сейчас благодаря федеральному центру мы получили более гибкое законодательство и возможность более жестко реагировать на приход на наши стройки весьма сомнительных партнеров. На дорогах у нас все это получилось раньше. Действовали достаточно жестко, наверное, тут и мое правоохранительное прошлое сказалось — я сразу же отдал дорожную отрасль в ведение бывших правоохранителей. Сказал:

«Ребята, все будет развиваться нормально, вы, главное, наведите порядок, добейтесь соблюдения законности!»

 

 

— Правда, что главный рецепт хорошей дороги — «чтобы не украли»?

— Это для любой стройки так. На дорогах у нас получилось. Виктор Россыпнов, министр строительства, — это мой бывший следователь. Мне кажется, у него хорошо получается. Он начал как дорожный строитель, начальник «Карелавтодора» — он смог, хотя было непросто. Приходилось бороться с чиновничьей ментальностью. До нас ведь тут уже были уголовные дела, мы и сами инициировали еще. Это было наведение элементарного порядка.

30 ЛЕТ УПУЩЕННЫХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ

— Время летит, и скоро будет пять лет, как вы приступили к руководству республикой. Сколько лет из этих пяти ушло на инерцию? Если честно…

— Определенные результаты начали появляться уже в 2019 году — по тем же дорогам. Поначалу была огромная проблема с финансами. Карелия была в числе трех регионов страны с наихудшим соотношением собственных доходов с долгами. Мы были де-факто регионом-банкротом. И в начале не хватало денег на решение самых элементарных задач, с которыми приходилось сталкиваться. Только благодаря поддержке федерального центра мы немного вздохнули к концу 2017 года.

За пять лет собственные доходы выросли в два раза. Было 20 миллиардов, сейчас более 40. А это ведь главное: сколько у тебя финансов, столько ты и сможешь сделать. Можно сколько угодно обещать, но если на выполнение этих обещаний нет денег…

Конечно, федеральный центр очень серьезно помогает нам, и это было моим условием, прежде чем приступить к работе в качестве Главы Карелии, но республика должна иметь собственную финансовую базу. Без этого не получится развиваться так, как хочется.

 

— Но ведь ничего экстраординарного нет в том, что федеральный центр вкладывается в знаковый приграничный регион. Другой вопрос тут нужно задавать: как приграничный европейский регион оказался в числе настолько отстающих?

— Я меньше всего задавал себе такие вопросы. Для меня ситуация была простая: вот поле — его надо пахать.

Конечно, я знал, на что иду, и что на протяжении трех десятилетий республика теряла шанс за шансом.

 

Вы вспомните: дача Ельцина была в Шуйской Чупе, он там по полгода проводил. С ним можно было решать практические любые вопросы развития, делать из нашей республики один из ведущих регионов страны. Но это не было сделано. Карелия вернет упущенные возможности. Мы должны это сделать. Я должен. (Продолжение следует)