Это была странная встреча нового года — без телевизора, без оливье и без снега. Каникулы я проводила за границей, и хотелось чего-то своего, российского, причем, не расписных медведей с балалаечными березками — а настоящего. И пока всем показывали нового «Шерлока» (даже соцсети в это время умолкали!), я скачала и посмотрела сериал Глеба Панфилова «В круге первом» по одноименному и читанному когда-то роману Александра Солженицына.
И как-то так в тему пришлось… Безотносительно праздников, разумеется. Тут и амнистия недавно прошла, и Ходорковского освободили. И заново заговорили о том, что нужно сажать, сажать, сажать… За алименты, за мужеложство, за призывы к сепаратизму — за все.
Призывают сажать так, как будто у нас давно не сидели. А ведь это было совсем недавно. Прошло каких-то полвека, чуть больше. Еще живы те, кто это видел и помнит лично. Еще и сегодня эта тема все-таки поднимается не только в дни памяти жертв репрессий.
Рыцари. Дон Кихоты. Один писал в надежде, чтобы что-то изменилось, второй снимал. А что изменилось? Нет, безусловно изменения существенные. Но не в нашу пользу. Сейчас представить себе человека, который, зная, что перед ним вечная мука, каторга, этап, лагерь, и это — навсегда, — отказывается принять предложение начальников шарашки склепать небольшой приборчик для подглядывания, для прослушивания, для фиксирования. Дескать, сам сижу-мучаюсь, так пусть хоть другие на свободе походят. И приборчик-то ему сделать — раз плюнуть, и исследования он свои любит, и жена его ждет дома, изнемогая от скорби и всеобщего осуждения. А вот отказывается. Смотрю на это — и не могу себе представить сегодня такого героя.
А ведь где-то они есть. И чем более наша действительность начинает напоминать те, прежние времена, тем больше становится людей, в которых происходит работа совести, работа души. Работа за все общество, которое или спит, или доверяет, или оправдывает все происходящее. Усиливается давление на свободу слова, запрещают собираться на улицах и выражать свое мнение, выборы превращаются в ура-патриотическую кампанию, лакируют действительность по телевизору — и все также было в 1949 году, пока в одном из районов столицы сидели в неприметном здании за забором умные и свободные в душе люди и отбывали свои десятилетние сроки. Вот и сейчас начали появляться эти донкихоты, которые, может, даже и не читали Солженицына, но интуитивно противятся некоей происходящей неправде.
Однако, этой неправды столько, что иногда захлебываешься, читая о ней. Сколько известно случаев, когда маленькому человеку ломают судьбу, используя, кстати, в том числе и принятые законы. Но страшно, что еще больше случаев — неизвестны. Илью Фарбера выпустили на днях, а сколько ему пришлось своих кругов ада пройти? Журналистку Панову не посадили. Это счастье. По делу, к которому очень много вопросов, ей присудили два года условно и запрет на профессию на те же два года. Так понимает ли Иван Охлобыстин, выдвигая свою инициативу сажать за мужеложство, чтобы очистить страну от скверны, что эта статья станет просто одним из рычагов давления на неугодных?! Сажать будут не тех, кто растлевает и пропагандирует, сажать будут тех, кто имеет что возразить правящему классу. Да и обвинить-то в этом можно и вполне обычного человека. Во времена Солженицына так поступали с деятелями культуры, которые осмеливались говорить то, что думают. Имеешь свое мнение, а также друзей-мужчин? Ступай-ка на зону.
Сегодня, 13-го января, отмечают День российской печати. Первый номер газеты «Ведомости» вышел в этот день по старому стилю 311 лет назад. Тогда цензором был сам царь Петр Первый, основавший газету, он же и редактировал ее. Сегодня те, кто так или иначе влияют на то, что у нас появляется в прессе, любят напомнить, что у нас нет цензуры, и это закреплено в Конституции. При этом и цензура есть, и статьи Конституции нарушаются там и тут. Но самое печальное, что во всех нас так или иначе действует самоцензура. Сегодня хотела разместить на сайте высказывание человека об окружающей действительности, высказанное им в соц.сетях. Отказался. И даже высказывание свое удалил. Зачем человеку лишние неприятности? А в корреспондентах, которые работают в разных СМИ, уже давно заметно — какая политика проводится в издании, такой образ мыслей начинает складываться и у сотрудника. Так проще. Подсознательно понимаешь, о чем нельзя написать — все равно вычеркнут — и уже и не пишешь, не думаешь, не разделяешь. И хочется сказать — пишите, не молчите, ведь не посадят же вас! Но поглядишь, чего делается, и уже понимаешь — а ведь могут и посадить… Не сажают теперь только за крупные хищения, за которые раньше расстреливали.
Недавно была на семинаре, который устраивает наш Союз журналистов совместно с международной ассоциацией «Баренц-пресс». Договорились до того, что председатель Союза в открытую призвал нас нарушать закон! Просто потому — что законы выстроены так, что правды уже и не скажешь. Это мы можем сказать? Можете. А это? А это уже не можете. Да как же нам, сказав «А», не сказать «Б»? Зачем тогда все мы нужны? Законов по нашу душу приняли столько, что «волчьи капканы» расставлены в самых неожиданных местах. Шаг вправо, шаг влево — попытка к бегству, прыжок на месте — провокация. Откуда это? Из Солженицына. Из тех времен.
Вот мы и прыгаем на месте. То на одной ноге, то на другой — и поглядываем, где авось пронесет, а где уже и накажут. И все же… Железный занавес пока не упал, граница не закрыта, мы можем передвигаться по всему миру, было бы желание и средства. Мы можем войти в интернет и прочесть все, что там пишут, или выложить туда все, что думаем. И я не представляю сегодня, что нужно сделать, чтобы покончить с этим. Теплится во мне надежда, что это навсегда — и более-менее, мы будем узнавать о наших реалиях и писать о них. И помнить о том, что за нас отсидели многие-многие. И эти многие не прыгали на месте. Они делали шаги. Иногда к стенке. Но даже в этом случае — это были шаги в будущее, к нам. Они не могли иначе, потому что совесть не позволяла. Есть вещи поважнее, чем сиюминутные законы.