29 октября 2021, 08:31

Спикера Заксобрания допросили в суде. Но прессу туда не пустили

Процесс по делу Боднарчука мечтают закрыть от журналистов. И коронавирус в этом сильно помогает

Текст: Георгий Чентемиров

В Петрозаводском горсуде допросили председателя Законодательного собрания Карелии Элиссана Шандаловича. Допросили его по резонансному делу в отношении бывшего спикера горсовета Геннадия Боднарчука, которому инкриминируют получение взяток и злоупотребление должностными полномочиями.

Вам, должно быть, интересно, каким образом известный политик «затесался» в коррупционный процесс. Элиссан Шандалович по своей должности как минимум равен губернатору, а может, и превосходит его; в конце концов, именно глава республики отчитывается о своей работе перед парламентом, а не наоборот. Нечасто персоны подобного уровня выступают в судах, да еще по таким скандальным делам.

Фото: ЗС РК

И сам процесс, и допрос такого свидетеля имеют большую общественную значимость. Но послушать Шандаловича журналистам не удалось. Прессу не пустили на заседание, сославшись на коронавирусные ограничения.

«Погодите!» – воскликнет внимательный читатель. Погодите, журналистов ведь уже не пускали на заседания по делу Боднарчука? Точнее, на одно заседание – самое первое, где бывшему главе Петросовета начали зачитывать обвинение. Так и есть. А потом пустили – и пускали ровно до того момента, как по делу стали допрашивать вип-персон.

Что же изменилось с тех пор в правилах посещения суда? Да ничего. Вопрос присутствия прессы в эпоху коронавируса решает конкретный судья, исходя из возможности обеспечить в зале «соблюдение правил единовременного нахождения лиц». Правила эти очень просты – пресловутая «социальная дистанция» в полтора метра. То есть судья может попросить слушателей на выход, если их нельзя рассадить на нормативном расстоянии. Это правило действовало месяцы назад, действует и сейчас.

Мы не будем распространяться о том, что само существование данных правил нарушает принцип гласности судопроизводства, закрепленный федеральным законом. Закроем на это глаза обеими руками и спишем все на борьбу с коронавирусом. Интересно другое: почему в ходе суда над Боднарчуком эпидемическая настороженность судьи Елены Голяевой то усиливается, то ослабевает?

О том, что на заседание по делу бывшего спикера никого не пустят, журналистам стало известно накануне. Тогда же появилась информация, что допрашивать будут не кого-нибудь, а председателя Законодательного собрания. Вечером после заседания данный факт подтвердила помощница судьи Елены Голяевой.

Тогда у журналиста «ПТЗ говорит» возник каверзный вопрос. Дело в том, что заседание, несмотря на отсутствие прессы, юридически прошло в открытом режиме. Это звучит как бред, но именно так нам объяснял и сам председатель городского суда Андрей Злобин. Журналистам доступ запретили, но формально заседание закрытым судья не объявляла.

А теперь внимание: как представителям СМИ, не попавшим в суд по независящим от них причинам, получить информацию о ходе открытого судебного заседания?

С этим вопросом корреспондент «ПТЗ говорит» позвонил в приемную судьи Елены Голяевой. Корреспондент предложил несколько вариантов: выслать в редакцию протокол, или стенограмму, или аудиозапись. Да что угодно. В любой удобной для суда форме. Главное, чтобы было понятно, о чем спрашивают Элиссана Шандаловича и что он в ответ говорит.

Помощница Голяевой очень удивилась и отправилась совещаться с начальницей. Итогом стал совет… обратиться к государственному обвинителю!

Почему к обвинителю? Зачем?! Он что, ведет стенограмму заседания? Вроде бы нет: он задает вопросы свидетелю. То же самое делает и адвокат, и даже сам обвиняемый. Может, на всякий случай надо и к ним обратиться за помощью?

Тем не менее журналист позвонил в пресс-службу карельской прокуратуры и спросил, нет ли вдруг, каким-то нелепым образом, возможности узнать у государственного обвинителя о ходе прошедшего заседания. В прокуратуре тоже удивились, что как раз закономерно. И ответили, что ни записи, ни протокола у гособвинителя не имеется.

Наконец, мы обратились в приемную городского суда. Там снова удивились; кроме прочего – и тем, что Голяева на пустила прессу на заседание по резонансному делу. В конце концов собеседник попросил оформить нашу просьбу письменно, хотя она и устно более чем понятна.

Корреспондент незамедлительно отправил письмо в приемную горсуда. Нам правда интересно, что ответит Петрозаводский городской суд. Как они будут доказывать невозможность дать гражданам информацию о ходе открытого судебного заседания? У горсуда уже есть опыт объяснения необъяснимого. Например, когда на первое заседание по делу Боднарчука не допустили даже одного-единственного журналиста, Андрей Злобин заявил, что тем самым они… защитили права работников СМИ. В общем, выкрутятся.

Больше всего в этой ситуации удручает, как бы это мягче выразиться… Отсутствие у органов власти желания исполнять закон. Нет – законы, конечно, исполняются. В каких-нибудь мелочах. Например, вас могут справедливо оштрафовать за переход в неположенном месте. Или вы можете отсудить метр земли у соседа. Но как только речь идет о чем-то серьезном - закон и логика идут лесом, если того потребует дядя в дорогом пиджаке.

Выгнать прессу? – Легко. Не выгонять прессу? – Можно. Снова выгнать? – Раз плюнуть! И не нужно никаких обоснований. «Э-э-э… Коронавирус. Ну-у-у… Сложная политическая ситуация. А-а-а… Цвет штанов не тот». Вон в апреле глава администрации Кондопожского района выставил редактора «Черники» с совещания по подготовке к Дню Победы! Просто потому, что мог. И ему ничего за это не было. Кстати, та же судья Голяева, пустив прессу на второе заседание по делу Боднарчука, запретила фото- и видеосъемку. Тем самым лишила телеканалы физической возможности освещать процесс. А почему бы и нет, если она может, а ей за это ничего не будет?

Любопытно вот еще что. 28 октября в городском суде прошло еще одно заседание по резонансному делу – в отношении бывшего министра транспорта Кайдалова. Ведет дело судья Александр Мерков. И он, в полном соответствии с уголовно-процессуальным кодексом, прессе работать на заседании разрешил. С одной стороны, абсурд, с другой – хоть какая-то надежда на сохранение законности и здравого смысла.