Мой дед, Владимир Рудольфович Лаур, на войну попал в 17 лет. Они с матерью жили в Петрозаводске. Город бомбили, в их барак попала бомба. Эвакуировались в Пудож. В 1942 году пришла повестка на оборонные работы — копать окопы, брали на них молодежь с 15 лет. Мать упросила, и Володю приняли на курсы счетоводов при  районной колхозной школе, на которых и учился он вместе с будущей женой, Клавой. Учащиеся больше работали, чем учились. Летом убирали в колхозах урожай — жали рожь, овес. Осенью пилили бревна на чурки.
 
На работу деда направили в колхоз «Красный герой» Пудожского района. Мужиков  было всего трое — председатель,ссыльный поселенец и володя. Учитывал трудодни, горох, зерно. Получал как служащий 400 граммов хлеба по карточке, колхозникам  карточки не  давали.  Ловил
рыбу  со  старушкой  хозяйкой  —  та все луды знала, рыбой и живы были.

Однажды  молодой  счетовод  совершил «преступление». Среди колхозных  документов  хранился  паспорт на племенного быка. Паспорт был  нарядным,  с  «портретом».  Желая  приукрасить  свою  комнатку, Володя бычий «портрет» из паспорта вырезал и на стенку для красоты повесил. Когда председатель колхоза увидел остатки паспорта, то только  за  голову  схватился  —  времена были сталинские, суровые, а у парня и так с родословной нечисто — дед и отец арестованы.

Так что когда 2 сентября 1943 года пришла мобилизационная повестка, Володя  не  стал  отговариваться,  что ему  еще  нет  восемнадцати,  а  даже
обрадовался  —  какой  же  мальчиша на войну не хочет, да и от греха подальше от быков и их портретов.

Рекрут с бараньим весом

Как  же Володя  хотел  стать  моряком! И задумал хитрость. Он узнал, что парни, отобранные на флот, проходят  повторную  медкомиссию.
Подкараулив, когда комиссия уже завершила работу, с повесткой в руках влетел в военкомат. На него закричали: «Ты почему поздно пришел? Быстро раздевайся!». Никому и в голову не пришло проверить повестку, в которой была совсем другая дата явки.

Когда  он  разделся,  офицер-моряк только  мельком,  сверху  вниз,  глянул на худенького, с выпирающими ребрами подростка и категорически
отказался от него — недомерок! Все  пропало.  Но  тут  пудожский военком спросил, не сын ли он кузнеца? Да, сын (за 4 года от арестованного отца не пришло ни одной весточки и не придет никогда).

Про  мать  военком  и  сам  знал. Мать  тяжело  болела.  И  военком вступился  перед  моряком  за  мальчишку, мол, ничего, что мал, вытянется. Были бы кости, а мясо нарастет на  флотских  харчах.  Измерили рекруту рост — 157 см, вес и вовсе «бараний». Но была не была! Володя  прибежал  домой  счастливый  — хоть раз в жизни повезло!

Через  несколько  дней  50  пудожских  призывников  отправились  в Вологодскую  область  на  железнодорожную  станцию.  300  км  пехом
(часть  дороги  ехал  на  машине,  так как  повредил  ногу). Володю  даже назначили старшим группы — все-таки  счетовод,  человек  по  тем  временам образованный. На войну он отправился  в  обновах  —  тетка  выдала  мужнины  брезентовые  сапоги с  калошами  и  суконные  штаны  песочного  цвета.  По  дороге  старший группы  проиграл  сапоги  в  карты  и дальше, от Каргополя, шел прямо в калошах.  И  от  ненавистных  калош избавился только в Мурманске.

Перед  баней  ребят  постригли  налысо и  наконец-то  выдали  заветную  моряцкую  одежду.  Форма  ему  досталась большого размера, вернее, моряк  был  мелковат.  Форменка  прикрывала колени, клеши волочились по полу — хоть под мышками завязывай, а маленькая голова выглядывала  из  широкого  воротника  словно вица. Вобщем — моряк, с печки бряк, 3 года плавал, моря не видал…

Однажды Володя стоял на посту. Проходивший мимо командир части, капитан 3-го ранга, увидел невысокого, щупленького морячка и спросил: «Что это у нас за девушка на  посту?»  (девушки  в  части  служили телефонистками). И ответил морячок  звонким  девичьим  голосом: «Матрос Лаур!».
Покачал капитан головой: «Господи, детей на войну берем», — и взял самого маленького в группе мальчишку на легкую службу — в вестовые.

Два раза тонул

А потом  Володя  служил  на  катерах. В атаку  шли  звеньями,  в  каждом — по 3 катера. На каждом катере по две торпеды метров по пять длиной и по шесть глубинных бомб для подводных лодок, пушка и 2 противовоздушных  пулемета.  Экипаж — 12 человек. Два катера перед целью дымовую завесу пустят — специальные  дымовые  шашки  в  море кидали. Главное — как можно ближе к цели подойти. Вот они из дыма выскочат на скорости, торпеды выпустят — и опять в дым.

Да  и  на  суше  каждый  день  по пять  раз  бомбили.  Мурманск  — порт  незамерзающий,  зимних  каникул не было. Раз был в конвое — наш Алексей
Николаевич  Косыгин  встречался  с американцами  в  нейтральных  водах. Погода жуткая, вахта всего по 30 минут — больше человек не выдерживал, за эти минуты в ледышку превратиться  можно.

В конце войны служил на эсминце «Куйбышев». Был и в Германии —  в Россию  вернулся  на  сетевом заградителе  «Герман  Геринг»,  его потом в  «Паной»  переименовали. На память остался только морской офицерский кортик со свастикой. А после войны отслужил на  Северном  флоте еще 5 лет (на  флот призывали на 5 лет, войну не засчитали), всего, значит, семь. А потом еще не раз забирали на военные сборы, дослужился до старшего лейтенанта.

Два  раза  тонул. В первый  раз,  в начале службы, оступился и за борт упал.  Катерок  был  маленький,  обслуживали его всего 4 человека. Вечером все сошли на берег, Влодя замешкался, уходил последним, в темноте и свалился в воду. Плавает между катером и сваями пристани, кричит. Но кто в шуме волн крик услышит,  да и слышать некому. Пытался ухватиться за сваю, а она скользкая, льдом покрылась, руки уже не гнутся  —  в ледяной  воде  много  не поплаваешь. Уже и голос не подавал — бесполезно, да и голоса нет. К счастью, один из матросов вернулся на катер — забыл что-то нужное взять.

Он-то человек был бывалый, хоть и темно,  но заметил,  что  в  воде  кто-то шевелится. Обрадовался и скорее побежал за гарпуном — думал, тюлень. Уже когда целился, увидел, что это человек тонет…

А второй  раз  —  после  войны. Были ученья, 6 катеров шли в атаку в дымовой завесе. Катера несутся  —  только  ветер  свистит. Володя  был  на  корме,  стоял  на  одном колене,  пригнувшись. Ему  захотелось  щегольнуть  —  показать,  что он  старый  морской  волк,  палуба ему как дом родной, бортовая качка — ерунда! Да тут катер на скорости стал разворачиваться, страховочный ремешок оборвался — и полетел Володя за борт, в ту самую пучину морскую, про которую и в сказках слушать страшно. Хорошо хоть под винты не попал. И ведь никто и не заметил, что морячка за борт смахнуло, да и видели бы — не срывать же боевые ученья.

Сначала  моряк  плавал, как поплавок — на нем теплая одежда, сверху плотно  застегнутый  американский комбинезон с клапанами — только на него и была надежда. Но все-таки холодная вода потихоньку начинала просачиваться.  Был  бы  конец  морскому  волку,  если  бы  не  доложили
командиру и тот не приказал бы разворачиваться и искать его.

Демобилизовался в 1950 году, женился. Хотел учиться в военной академии, но его из-за репрессированного отца не приняли. Воевать было можно, а учиться нельзя. «На медалях» поступил в Петрозаводский  университет, но тяжело было, особенно с немецким языком — он твердо знал только «хен-де  хох».  Перевелся  в  пединститут, на исторический, и почти всю жизнь проработал в системе образования. Деду сейчас 87 лет. Флоту до сих пор благодарен, говорит, что он его человеком сделал...

 Тарас Царев, внук