30 декабря 2011, 14:33

«К нам на елку, ой-ёй-ёй...»

Кто в Петрозаводске был самым искусным Дедом Морозом?

Валерий Юфа в роли. 1970-е годы

Когда в Петрозаводске появились новогодняя елка и Дед Мороз? Казалось, они были всегда. Однако надо помнить про времена, когда большинство населения планеты кормилось от земли и свято чтило сельскохозяйственные традиции. Ведь елка — это заместитель древнего символа райского дерева — яблони. Яблоня была на Руси новогодним деревом до 1 сентября 1698 года. Тогда осенний праздник начала нового года был отмечен в последний раз. Молодой царь Петр решил начинать год по-европейски, с 1 января. Увешанное краснобокими яблочками дерево надо было заменить красивым вечнозеленым. Конечно же, Петр настоятельно, как говорится, кнутом рекомендовал для этой цели украшения из сосновых, еловых или можжевеловых веток.

Первый новогодний бал

Рождественскую елку, говорят, впервые начала ставить для своей семьи немка Александра Федоровна, жена императора Николая I. Придворным эта европейская выдумка понравилась. Дерево, кроме своего естественного аромата, благоухало кондитерскими изысками. По древней традиции его увешивали настоящими яблоками (отсюда и позднейшее украшение стеклянными шарами) и печеньем, ставили на ветки восковые свечи. Наверняка так отмечали начало 1700-х годов иноземные мастера, работавшие на Петровском заводе. И постепенно эту традицию стали перенимать наши соотечественники. Сначала петрозаводские начальники, горные офицеры и чиновники, потом купцы и мещане, а вскорости, забыв про бусурманские истоки обычая, и весь народ православный. Все принялись наряжать рождественское дерево примерно так же: гирляндами из крендельков, изюма, сдобных печеных «сосулек» и конфет, завернутых в фольгу.

Первый новогодний бал в Петрозаводске состоялся сравнительно поздно, 1 января 1844 года, и то официально он был объявлен таковым в связи с днем рождения великой княгини Елены Павловны. В 12 часов в зале Благородного собрания провозгласили тост за государя, потом за губернатора и генерала внутренней стражи, а также за всех дам и девиц. Затем на протяжении десятков лет сценарий не менялся: литургия, слово пастыря, тосты за начальников и маскарад.

О первой новогодней елке в клубе общественного собрания газета сообщила только после 1 января 1889 года. Ее описали как прекрасное мероприятие с сюрпризами и подарками для детей. Однако ни о каких Дедах Морозах в сообщениях того времени даже не упоминалось. О празднике в начале ХХ века писали скорее строго и торжественно: «В вечность канул очередной год, и Земля и дети ея начинают новое обращение вокруг того светила, от которого, по мудрости Творца, зависит свет, красота, любовь и жизнь на земле…» Так прочувственно газета «Олонецкие губернские ведомости» обычно встречала Новый год и провожала старый.

Борода из ваты!


Этот многоголосый детский крик все из нас если уж сами по причине стеснительности не издавали, то по крайней мере не раз слышали. Впервые учебные заведения и приюты Петрозаводска огласились этим призывом только в первом десятилетии ХХ века. Потом после минования Первой мировой и Гражданской нэпманы и любители дедовских традиций снова робко возобновили приглашение доморощенных Дедов Морозов на домашнее торжество. В 1927 году советская власть окончательно запретила устраивать елки с Морозами или без. И только по специальной отмашке из Кремля в 1936 году были официально разрешены новогодние елки с Дедушками и их внучками Снегурочками. С этого момента, как считают многие историки, и следует отсчитывать стаж работы красноносых добродушных весельчаков с полными мешками детских игрушек и лакомств.

Самый настоящий


Никогда не знаешь, чем можно поразить воображение малыша. Для меня самая первая и впечатляющая встреча с новогодним Дедом случилась года через 4 после войны. Я имел честь родиться в графском имении, в доме самого злейшего врага, а после близкого друга А. С. Пушкина. Имение графа Ф. Толстого-Американца (там сейчас, правда, больница и роддом) до сих пор находится в селе на границе Костромской и Вологодской губерний. Мой первый Новый год в этой глухомани я помню плохо. Но вот Деда Мороза, которого изображал один из моих дядьев, облаченный в вывернутый наизнанку тулуп, запомнил на всю жизнь. Правда, это был скорее разухабистый Леший, чем щеголь в атласно-алом одеянии и при белоснежной синтетической бороде.

А в сознательном возрасте самым ярким и веселым Дедом остался в памяти тот, которого с блеском изображал петрозаводский многоискусник Валерий Юфа. Почему многоискусник? Он был спортсменом, телеоператором и радиожурналистом, газетчиком, фотографом, автором нескольких книжек. Но для меня он остался непревзойденным мастером дедморозовской импровизации. Несколько раз я приводил своих дочерей на елки в редакции карельских газет. И каждый раз удивлялся неожиданному появлению «стар-ца» приличной толщины то верхом на мотоцикле, то на лыжах-коротышках, то на лыжероллерах. А однажды он, подобно сказочной нечистой силе, влетел в зал через распахнутое окно. А как-то, слышал, спустился к детям чуть ли не из космоса, обрушившись к елочному подножию прямо с потолка. Причем с девятиметровой высоты и буквально в свободном падении, потому что местный горе-ассистент позабыл поставить трос страховочной лебедки на стопор. Сам он придавал этому действу — неожиданному появлению на вечере или утреннике — первостепенное значение. Говорил: это девяносто процентов успеха.



У петрозаводских слюдяниц

Находчивость как недостаток

А говорить-то он умел. Прибаутки из него так и сыпались. Чаще всего одинаково смешили они и детей, и взрослых. Потому что Валера постоянно и вроде как «нечаянно» менял в некоторых словах ударения или чуть-чуть их переиначивал. Тогда получалось, что произнесенная им загадка про птичку, которая может «клюкнуть, вернее, клюнуть», вызывала оживление и у родителей. Шутка, конечно, не ахти какая тонкая, но ведь для разогрева надо что-то попроще. И к тому же всякий новогодний праздник скорее сродни ярмарочному балагану, чем оперному театру. А следующая его «отгадка» «Кирпич!» на классическое «Зимой и летом одним цветом?» вызывала уже настоящий смех. И все это в темпе, без пауз и секунды промедления, которые в этом деле смерти подобны. Иногда его находчивость и неожиданные импровизации едва не лишали заслуженного гонорара. На званом вечере в торговой организации при раздаче призов Дед Мороз громогласно провозгласил: «Сегодня все подарки даем… из-под прилавка!» Начальство шутку оценило и на следующий год позвало в коллектив не такого красноречивого Дедушку.

При его габаритах, теплой бороде и обязательных валенках работа в переполненном помещении была без преувеличения «горячим цехом». Одежда прилипала к спине, а валенки промокали почти насквозь. И когда в конце утренника очередная малолетняя декламаторша читала со стула стишок про то, как к ним «на елку, ой-ёй-ёй, Дед Мороз пришел живой», у Валеры теплилась надежда уйти живым. Но все тяготы своей новогодней профессии он выносил с юмором. Вот несколько выдержек из его книжки воспоминаний.

На пл. Кирова с верной Снегурочкой

«Женщина, а вы куда несете ребенка? Ему уже лет шестнадцать, а у нас детский утренник!» А она в ответ: «Ты что, Дед, окстись, протри глаза-то, ему всего пятнадцать. Он даже еще не бреется»…

Другой случай. Это было 1 января. Стоят родители могучими кучками, а детей в хоровод поставили. У самих лица умные-умные, только чуть помятые… В финале начали дети дуть на Деда, чтобы тот не растаял, а он такой хитрый, потихоньку подбежал к родственникам детишек и подставил взрослым дядям и тетям бороду. Они сложили губки бантиком и дунули на него запахом того, что вчера «дули». И здесь Дед-то наш как закричит из последних сил: «Господи, а взрослые-то чем дуют?!» Тут-то спесь с могучих кучек и сошла».