(Продолжение. Начало – здесь.)

КАРЕЛИИ – ФЕДЕРАЛЬНУЮ ПОДДЕРЖКУ

— Вы вернулись в республику как федеральный руководитель министерского уровня, и понятно, что пришли с федеральным ресурсом. Но сейчас ситуация стабилизировалась, зато есть другие регионы, которые также имеют федеральных лоббистов, а ресурсов в целом не стало больше. Какие основания у Карелии есть для того, чтобы оставаться в пуле приоритетных территорий развития?

— Безусловно, основа нашего движения вверх, особенно в первые годы, это федеральная поддержка. И мы сейчас только-только начинаем добавлять к ней результаты собственной работы. Федеральная поддержка по линии целевой программы, а также по индивидуальному плану развития, разработки которого нам удалось добиться, — это ключевые факторы развития.

 

Тот план газификации, который мы определили с «Газпромом», должен стать основой нашей новой экономики и социальной политики.

Ведь северо-западная часть России — это наименее газифицированная территория страны. Отключи любую европейскую страну от газа, пересади ее на мазут, на дрова — это будут совсем другие экономика и социальная сфера.

Когда я сюда пришел, здесь была колоссальная проблема с тарифами. Из-за этого бизнес из Карелии практически убегал. И это тоже были решения федерального уровня.

— Эта тарифная проблема имела коррупционный характер?

— Нет, так было в силу низкой газификации, большой нагрузки на электросети и тому подобных факторов. Ведь цену на электричество для населения нужно было держать на минимальном уровне. А компенсировать чем? Перекрестным субсидированием за счет производства. Кстати, у нас новая основа до сих пор не создана — нужно сначала газифицироваться. Мы только начинаем, но на это уже ушло четыре года. И только-только началось продвижение газопровода на Питкяранту, ждем начала работ на Сегежу, потом на Костомукшу. Понятно, что такие вещи за один день не решаются. Это только начало.

 

КАЖДЫЙ НАШ ПРОЕКТ — СОЦИАЛЬНЫЙ

— А когда конец?

— Окончание первого этапа должно произойти к 2025 году.

— Ну это не долго!

— Да, но в общей сложности это десять лет. И это пока только до средней Карелии, в лучшем случае до Костомукши. У газификации ведь тоже есть своя экономика — длина трубы, стоимость обслуживания, объемы потребления и т. д. Газ может и «золотым» стать. Ведь одна из проблем Карелии, если уж мы сравниваем с Финляндией, — это соотношение территории и количества людей, которые на ней проживают. Территориально мы меньше Финляндии почти в два раза. А людей у нас меньше в девять раз! Совершенно другая плотность, другая структура экономики. Ведь главный носитель экономики — это человек. Возьмем две деревни: в одной 500 человек, и у них 1000 гектаров земли, в другой — тоже 1000 гектаров, но население 50 человек. Приедем через десять лет и сравним, как выглядят эти земельные участки, что на них растет, какая урожайность. Хорошо если они вместе живут. А если так, как мы сейчас? И это серьезная проблема, свойственная северным территориям, — очень низкая плотность населения.

 

По сути, каждый наш проект — социальный. И газификация, и строительство дорог. А люди говорят, и вполне справедливо: «Ну и что, что нас тут четыре тысячи живет на площади, сопоставимой с размером небольшой европейской страны? Мы совершенно обоснованно хотим жить так, как живут, например, в Финляндии». Поэтому, конечно, я благодарен федеральному центру за поддержку. Допустим, в прошлом году наша самая северная дорога Лоухи—Суоперя перешла в федеральное ведение. Вдоль нее живет чуть больше четырех тысяч человек. И дороги там сейчас фактически нет. А ведет она к международному автомобильному пункту пропуска. За региональные деньги мы бы никогда ее не сделали.

Федеральный центр видит сейчас в Карелии главное — встречное движение региона, самостоятельные сюжеты развития, рост массовой частной бизнес-инициативы и качественное улучшение инвестиционного потенциала.

А в прошлом году еще и миграционный прирост населения – впервые за 20 лет. Неудивительно — природа, хорошая транспортная доступность, растущий сервис, компактный Петрозаводск… В общем, если продолжим «пахать», то и центр будет помогать, вкладываться.

 

ЛИБО МЫ РАЗВИВАЕМСЯ, ЛИБО МЫ МЕДЛЕННО ПОГИБАЕМ

— Вы про инвестиционный климат заговорили, а социальные сети пестрят оценками федеральных политологов о ситуации вокруг Олонецкого молочного комбината. Складывается даже представление, что в мире сейчас три проблемы: ковид, расширение НАТО и падение маржи торговой сети «Олония». Как же так вы допустили такую «катастрофу»-то, Артур Олегович? Что творит «ваш Лабинов»?

— Министр сельского хозяйства Лабинов, кстати, — это находка для республики. Я считаю, что такого высококвалифицированного специалиста поискать надо — он всю жизнь в сельском хозяйстве, причем работал на самых разных должностях и в общественных ассоциациях молочных производителей, и начальником департамента всего федерального Минсельхоза. То есть как эксперт он занимался всем российским молоком. И, конечно, надо слушать такого специалиста. Он нам прямо говорит: «Ребята, либо мы развиваемся, либо мы медленно погибаем». А развитие может быть только комплексным: это и племенная работа, и ветеринарная служба, и корма. Все было запущено.

 

И чтобы раскрутить это в правильном направлении, мы только сейчас начинаем заниматься мелиорацией, повышением плодородия почвы. Оно начало уже возрастать, но эффект будет, может быть, лет через 5–10. Это очень инерционная тема.

Про ситуацию с ОМК Лабинов вам расскажет «в красках», с фактами, перепиской с Поповым, Ширшиной, а теперь и агентом ОМК Слабуновой аж с 2017 года. И везде, поверьте, в любом аргументе, позиция Лабинова будет сильнее, чем позиция ОМК. Почему? Потому что это позиция государственника, человека, сохраняющего государственные совхозы, против позиции бизнесмена, которого интересует только личная прибыль. И больше ничего. Просто маркетинговая стратегия сети «Олония» сформирована так, что «вкусное карельское дешевое молоко» является якорным товаром сети, и без него система может рухнуть.

Я про «молочный» вопрос изложу просто и своими словами. Я детство провел на хуторе Кирккоёки в Питкярантском районе. Совсем маленький был, но утром вставал с бабушкой на дойку. Корову Майку я помню как сейчас. Такая добрая морда, такой запах, такое тепло… Я запах хлева, навоза обожаю, так детство пахнет.

И еще меня корова лизнула, и с тех пор волосы растут с одной стороны в другую сторону. По крайне мере, так старшие в семье объясняли мою растрепанную прическу.

Так вот, знаете, сколько корова ест? Я знаю. Знаете, сколько нужно труда и сил, чтобы давала она это теплое душистое парное молоко, из которого потом на заводах делают то, что называют «карельским вкусным молоком»? А я знаю.

 

ОМК еще в 2018 году мог купить совхоз в Ведлозере буквально «за рубль». Я искренне хочу, чтобы все карельские бренды, такие как «Олония», росли и развивались. Мне плевать, что прибыль тратится на политику. Это дело владельцев и собственников. Если хватает на жизнь в Финляндии и на содержание коллектива журналистов — нет проблем, только не врите. Но ОМК решил, что он будет вкладывать прибыль не в создание своего молочного стада, в свои предприятия… Деньги идут не на то, чтобы заниматься всеми теми проблемами, которые создавала моей бабушке корова Майка. А куда? В сеть магазинов, в дорогую рекламную кампанию. А молоко для своей переработки они намерены всегда получать от государственного предприятия «Ильинское». Мысль верная, но рискованная. «Государственные» айрширские породистые коровы дают жирное вкусное молоко, из которого можно сделать хороший продукт премиального уровня. Но все три предприятия Республики Карелия — «Славмо», ОМК и Медвежьегорский комбинат — в сумме закрывают только 40 процентов потребности республики в молоке.

Поэтому министр Лабинов понимает: нужно продолжать закупать племенной скот и восстанавливать другие совхозы, чтобы именно сохранить сам смысл сырьевой базы — сохранить молоко. А кто, как и по какой финансовой модели изготовит конечный продукт, решат рынок и покупатель. Когда взлетели цены на корма и ГСМ, когда на экономику обрушилась мировая инфляция, совхозы были вынуждены поднять цену на сырое молоко. Напоминаю, что хорошая корова много ест, а худеть в угоду частному предпринимателю, который решил своих коров не заводить, а государственных «выдоить», — значит пойти против интересов жителей республики.

В ситуации, когда нужно выбирать между фактическим дотированием ОМК с одной стороны, а с другой — сохранением и развитием государственных сельхозпредприятий, выбор республиканской власти очевиден. На одной чаше весов — маржа на содержание медиахолдинга, на открытие новых магазинов сети «Олония». На другой — деньги для наших сел, рабочие места. Все очевидно.

Политизации этого вопроса я как глава республики не допущу. Хочет ОМК продолжать развивать свою маркетинговую стратегию, я буду только рад за наших потребителей, молоко отличное — во-первых, благодаря нашим племсовхозам. Но если ради сохранения прибыли им придется своих «федеральных политологов» послать таскать навоз в хозяйство «Янишполе», которое они взяли и делают там «фермерское молоко», меня это тоже устроит — пусть займутся фитнесом на природе, подышат навозом (смеется). Потом, может, получше будут разбираться в теме. Ну и Эмилию Эдгардовну тоже с собой пусть берут, в косынке доярки и с ведром парного молока в руках она будет бесподобно смотреться на первой полосе газеты «Губерния».     

— А вы глубоко в теме сельского хозяйства! Обычно у школьника спрашивают, какие предметы любимые, а какие нет. А вот у вас как у главы Республики Карелия, который вынужден разбираться и в молоке, и в строительстве дорожном, и в рыбоводстве, и в туризме, какие любимые «предметы»? Когда приходите в понедельник на работу, совещание на какую тему вы ждете, а какое — наоборот?

— Сразу встречный вопрос: когда у вас десять детей, кого любите больше? Я честно скажу вам: мне нравится все. Я даже сам себе удивляюсь, потому что я никогда не думал, что я, правоохранитель, человек, привыкший к другим задачам, найду такой драйв. Но сразу скажу, что не люблю: не люблю заниматься политикой, какими-то разборками. А вот сельским хозяйством — да!  Для меня это детство. Наш дом стоял на отшибе, очень старый. До сих пор сохранился. Когда мимо еду, подхожу к нему и всегда постою, вспоминаю, где банька была, где что. Говорил уже, я люблю запах навоза, смешанного с молоком, сеном, запах коровьего хлева — это родное.

 

ПОМОГАТЬ ТЕМ, КТО ДЕЛАЕТ

— А на втором месте что? Инвестиции, промышленность, международное сотрудничество?

— Наверное, я очень эмоционально рассказал про сельское хозяйство. Но могу точно так же и про заводы, и про самый невеликий бизнес. Я люблю этим заниматься, мне нравится с каждым маленьким бизнесменом пройти путь созидания. Сейчас смотрю: вот олонецкий агрокооператив «Агроальянс», как они поднялись. Помню, как мы начинали буквально вместе с ними в этой старой котельной… Я когда вернулся, понял, что надо заниматься переработкой ягод. Это значит, что наши ягоды не будут просто вывозиться, они будут вывозиться в виде мармелада, варенья, что будет создаваться прибавочная стоимость. Этот новый кооператив в Олонце — он про это. Вы представляете, это как ребенка родить. И мне нравится каждый проект.

Если взять мой телефон, а я на память не жалуюсь, у меня, наверное, сотня проектов, которые я держу на связи. Я в переписке и с маленьким предпринимателем, и с большим заводом. Мы «ВКонтакте» в группах общаемся, у некоторых мой телефон есть. Мы просто обсуждаем, мне люди пишут, что получилось, как дела, присылают фотографии: «Мы уже это сделали, как обещали». Это все мне интересно.

 

Восстанавливает ли предприниматель Самохвалов беломорский хлебозавод, или Юлия Шелемех выращивает клубнику, или Наташа Лысенковская возрождает поморское золотное шитье — в прошлом году впервые на Рождественской ярмарке мы представили ее работы. Я, когда приехал в 2017 году, встретил там несколько человек, которые сохранили это все. Понимаете? А сейчас мы уже это шитье на рынок принесли.

На одном краю моих интересов — суперсовременная цифровая верфь, на другом — промысел северный. Но и там, и там стоит вопрос востребованности, развития, счастья конкретных людей.

 

ЗАЩИЩАТЬ СПРАВЕДЛИВОСТЬ

— Вы говорите о предпринимателях, об успехе, хотя общее мнение такое, что заниматься бизнесом тяжело, мешают чиновники и силовики, зажимают бизнес по любому поводу. Откуда же берутся эти смельчаки?

— Ну, я бы так не сгущал краски.

— А как не сгущать? Только налоги маленькие, а все остальное-то плохо: денег у людей все меньше, импорт дорожает, силовики в каждом бизнесмене видят потенциального уголовника.

— Если нужно, я их и от неоправданного давления защищаю. У нас есть такая история олонецкого сельхозкооператива, когда уголовное дело уже два с половиной года расследуется. Так я в Верховный суд публично обратился, официально, когда пытались фермера арестовать. Я их знаю, эти люди по локоть в земле черной, и у меня есть глубокое убеждение, что даже если там что-то случилось, то человеку надо помочь, поправить. Но сажать фермера в тюрьму как-то не по-человечески.

Я всегда говорю: ребята, вы мне звоните в любое время суток. Конечно, я всегда стараюсь разобраться. У меня, слава богу, 30 лет опыта правоохранительного, и я с нашими коллегами из органов разговариваю на одном языке.

У меня есть позиция. И, собственно, это и позиция президента: «Бизнес нужно сохранять, уважать, беречь». Я считаю, что арест — это крайняя мера, особенно если речь идет не о каком-то бандите и насильнике, а о фермере! Зачем эту женщину вести в тюрьму? Не можете без тюрьмы разобраться, что ли? Грош цена тогда уголовному делу.

 

ЭТО ТОЛЬКО НАЧАЛО

— Я цитирую ваше интервью, которое вы давали ТАСС: «Доля доходов от туризма пока составляет около 5% республиканского бюджета. Это очень мало. У нас граница с Евросоюзом — 723 км. Можно сказать, что Карелия — самый европейский регион. В перспективе ориентируемся на опыт стран, которые во многом живут за счет туризма. Подняться до 30% вполне реально, конечно, при нормальных дорогах, работающим с приличной загрузкой аэропортом, хорошей железнодорожной логистикой. Для начала надо освоить три региональных направления, — сказал Артур Олегович в 2018 году: — Кемь, Костомукшу и Сортавалу. Последняя, кстати, на глазах превращается в туристический кластер. Хорошо бы пустить туда «Ласточку» вроде той, что ходит между Петрозаводском и Петербургом». Так ведь пустили!

— В тот же год, по-моему. Только не «Ласточку», а «Орлан» — дизельный поезд. «Ласточка» ходит из Петербурга. Сейчас проблема только одна с туристами: у нас не хватает инфраструктуры, у нас не хватает кафе, отелей. Приладожье будет заметно развиваться. Я думаю, туда бизнес в ближайшие годы зайдет, гостиницы новые, базы.

 

Опять-таки я практически всех людей, которые строят свои базы там, знаю. Большинство из них у меня просто в личном телефоне. Собственно, я могу даже сегодняшнюю переписку показать… Вот Елена, которая сейчас восстанавливает усадьбу под Сортавалой. Смотрю, в Раухала рядом с Лахденпохьей тоже самобытная старинная усадьба стоит пустующая. Я им и говорю: слушайте, ребята, посмотрите, посоветуйтесь, если сами пока не можете... Я ей помогаю постоянно: то с лесом каким-то, то с участком, то еще что-то. Она, кстати, хороший социальный предприниматель, школе местной помогает.

Еще пример. Андрей Коледа, бывший журналист центрального телевидения, сотрудник латиноамериканской редакции информационного агентства ИТАР-ТАСС. Работал в Мексике и Испании. Потом в Москве освещал деятельность Госдумы и правительства. Сейчас прописался в Карелии, занимается рыбоводством, живет в Питкярантском районе, отличный парень. На свои средства строит в Рауталахти детский образовательный центр, в котором собирается вместе со своей супругой преподавать иностранные языки. Мы с ним тоже постоянно на связи. В прошлом году сделали хорошую стоянку для кемперов. Вообще, тема кемперов будет сейчас двигаться. От планов и идей буквально кипит голова…

Не знаю, правильно или неправильно так все контролировать, но, по крайней мере, я в курсе.

Я вот жду, когда наш Саша Самохвалов откроет реконструированный хлебокомбинат в Беломорске. А кому он растущие объемы хлеба будет продавать? А там в пяти километрах от хлебокомбината объект ЮНЕСКО теперь. Мы как раз и говорим, что Беломорск у нас «полетит», и Приладожье у нас сейчас «полетит».

 

Мы построили дорогу на Кижи. У нас Кижи стали круглогодичным туристическим центром. И мы видим, как бизнес и местные жители у нас начинают понимать, что можно зарабатывать. На Кижи можно ездить и осенью, и летом, и зимой, и весной. Вот даже кто приехал летом, хочет побывать зимой, потому что зимой Кижи другие. Я вообще считаю, что мы Заонежье сделаем этнографическим парком мирового уровня.

Дальше, конечно, это Поморье и Беломорск. Дорогу до Беломорска мы передали федералам, и они очень быстро ее отремонтировали. А мы, в свою очередь, сделали дорогу до самих петроглифов. Получается, Беломорск — это фактически место локации двух объектов ЮНЕСКО. Первое — это петроглифы. Дальше, собственно, это удобная локация движения на Соловки. Да, административно Соловки в Архангельской области, но истоки Соловецкого монастыря — это наше Беломорье. Оттуда начиналось движение монахов, там исторические корни Соловецкого монастыря.

А какой музей Карельского фронта мы сделали там! Уникальный! В 1941—1944 годах там штаб Карельского фронта был.

А ведь местные хотели его снести, просили у меня на это денег. Я им отвечаю: ребята, у нас что, в Беломорске так много достопримечательностей? Надо обращаться к президенту, что у вас сохранилось здание, где четыре года был штаб фронта! Мы заручились поддержкой Николая Платоновича Патрушева и написали письмо президенту — нам выделили федеральные деньги, получилась прекрасная экспозиция. Все, кто приезжает, говорят: «Артур Олегович, вы создали один из лучших музеев Великой Отечественной войны в России». Только это не я, а все мы сделали, кто свою историю помнит, ценит и хранит.

 

— Закончится пандемия, и Карелию ждет нашествие уже не внутренних, а международных туристов. Готова ли инфраструктура к более высокому спросу?

— Аэропорт мы построили, теперь хочу организовать чартеры из Европы. Потому что Кижи — это всё! Я в свое время своих коллег из ФБР туда привозил. С которыми вместе работали в Сан-Франциско в 2001 году, ловили там международных проходимцев… Если бы фильм «На Дерибасовской хорошая погода, на Брайтон-Бич опять идут дожди» сняли бы в 2002 году, то я бы всем мог рассказывать, что я прототип (смеется).

Меня послали в Сан-Франциско бороться с русской мафией. Это были наши преступники, которые сбежали в Америку. Это все было реально, как в кино, но опыт оперативной работы и коммуникаций фантастический.

Кого-то поймали, кого-то не смогли. Я прошел несколько американских судов по их депортации. Мы американцам помогали по оперативным мероприятиям, потому что они не могут с русскими работать. Естественно, сдружились.

Потом эти ребята из ФБР приехали ко мне в гости. И перед самым отъездом в Америку они успели съездить в Кижи. Я с ними не смог поехать. Когда встретил их на пристани, они вышли какие-то непонятные, потрясенные…

Там была Нина Богдан, детектив ФБР, русская, рожденная в Америке. Мама у нее из революционной волны миграции, а папа — военнопленный, который после войны попал в США. Она русский знает хорошо. Я ей говорю: ты Богдановой вернулась из Кижей. Была Богдан, а вернулась Богдановой. А она такая стоит — женщина очень небедная, они с мужем весь мир объездили — и говорит: «В это место я обязательно еще раз должна вернуться! Хотя бы в конце жизни! Я хочу в конце жизни обязательно сюда приехать — помолиться Богу». Поэтому Кижи надо делать темой номер один.

 

Туризм пробуждает частную инициативу, что весьма свойственно нашим людям. Забытые деревни возрождаются. Киндасово стало самой веселой деревней в Карелии, а Кинерма – самой красивой в России. И это только начало.  (Продолжение следует.)