100 лет назад на первой главной площади Петрозаводска (Соборной) состоялось торжество. Оно прошло 26 августа 1912 года и было посвящено 100-летнему юбилею Отечественной войны 1812 года. Чувствуете дипломатичный ход наших предков? Праздновалась не победа в войне, ведь до окончательной победы над Наполеоном было еще далеко. Празднование юбилея было приурочено к дате главного сражения Отечественной войны — Бородинского.

Один из последних дней лета 1912 года в Петрозаводске был теплым и ясным. На площади к 12 часам выстроились, как писали в газете, «военные и гражданские чины, а также воспитанники и учащиеся всех учебных заведений, войска и потешные организации. После божественной литургии из Святодуховского кафедрального собора вышел крестный ход. Преосвященнейший Варнава, епископ Каргопольский, отслужил молебен за избавление России от нашествия... Затем торжество продолжилось в новеньком летнем театре. К кафедре приблизился Ф. И.Прохоров и звучным голосом, отдававшимся во все углы театрального помещения, мастерски произнес юбилейную речь, приноровленную к событию торжества...»

Итак, главных участников торжества столетней давности было тогда двое: Варнава и Прохоров. Интересно, кто же они?

Федор Прохоров

Завсегдатаи молодежных тусовок у памятника Андропову на одноименной улице ценят этот пятачок за хороший асфальт для скейтов и велосипедов. И почти никто из них уже не помнит об одноэтажном деревянном доме, не так давно стоявшем на месте памятника.

Принадлежал он весьма известному в городе человеку — школьному учителю и в то же время первому советскому мэру города Федору Прохорову. Отец Федора Ильича был кузнецом на Александровском заводе. Но ученость уважал безмерно. Поэтому не поскупился на образование для своих детей. Выучился Федор и сам стал учителем. Преподавал историю и географию в городском училище. Носил красивый мундир, сначала с одной, потом с двумя звездочками в петлицах, и форменную фуражку с кокардой. Это означало, что носитель всех этих знаков отличия имеет государственный чин. Со всеми вытекающими отсюда последствиями: выслугой, орденами за беспорочную службу и так далее.

Однако такому течению событий противились по крайней мере два очень важных обстоятельства. Первое и, может быть, не самое главное: так получилось, что зрелые годы Федора Ильича выпали как раз на беспокойные 1900-е. На улицах все чаще шумели толпы. По виду и ухваткам — молодые рабочие с Александровского. Эти пролетарии демонстративно не подчинялись полицейским, пытавшимся уговорить их разойтись и утихомириться.  Наоборот, все чаще возникала словесная перепалка, а там, глядишь, и потасовка. Однажды на пристани во время отправки арестантов дело даже закончилось стрельбой.

Другая, возможно, главная помеха спокойной жизни Прохорова заключалась в том, что Федор Ильич любил лезть в политику. И, в отличие от многих своих соседей и коллег, неплохо в ней разбирался. Его не привлекали программы конституционных демократов (кадетов), которые укрепились на Александровском заводе. Рабочим почему-то особенно нравился лидер группы — горный инженер Африкантов. Рано полысевший, но всегда хорошо выбритый и со вкусом одетый, с золотым значком горного института на лацкане, он говорил красиво и убедительно о преимуществах конституции и возможностях самоуправления. Александровцы дружно поддержали его кандидатуру в Госдуму и с песнями торжественно проводили своего посланника в столицу. Как догадываетесь, навсегда.

Федор Прохоров был историком и хорошо знал, чем можно привлечь сторонников в политике. Принять условия расчетливой и хитроумной игры Африкантова его душа отказывалась. Гораздо честнее казались ему убеждения социалистов-революционеров, к которым уже примкнул его родной брат Георгий. И если бы не их крайний экстремизм (как приемлемые способы борьбы допускался индивидуальный террор), Федор Ильич тоже мог стать эсером, но стал социал-демократом. Из них потом и выросла та самая правящая партия. Правда, следует оговориться, что Федор Ильич был социал-демократом не ленинской когорты. Это в дальнейшем сослужило ему, как говорится, еще ту службу. Принадлежи он эсеровской организации, разговоры его с соседями в 30-е годы были б совсем другими. Что за соседи, станет понятно из дальнейшего.

Пока что подошли 1910-е годы. Все городские партии были благополучно разгромлены. Но никто из силовых ведомств не порекомендовал уволить с работы учителя Прохорова и не устроил ему несчастный случай на улице. Он продолжал преподавать и даже был на хорошем счету у властей. Ему, например, доверили подготовку и прочтение юбилейного доклада к 100-летию Отечественной войны 1812 года.

Революцию, отречение царя все восприняли как сигнал к новому, справедливому устройству жизни. Красные банты на ватниках и дорогих шубах, духовые оркестры на городских улицах! Не сразу, но настала пора сменить и городское руководство. Купец Пименов, «владелец заводов и пароходов», уже не устраивал никого. Нужен был новый, с безупречной демократической репутацией хозяин города. И такого человека нашли. С октября 1917 года городским головой был избран социал-демократ (меньшевик) Ф. И. Прохоров. В первой демократической городской управе он проработал неполный год, но причину дальнейшей его отставки, наверное, объяснять не надо. Демократия уже была не нужна, требовалась диктатура пролетариата.

Отставку Прохоров перенес спокойно, в партию большевиков проситься не захотел. У него было любимое дело, в которое он окунулся целиком. Рушилась старая школа, но учебу прекращать никто не собирался, и он стал организатором новых форм обучения. Например, его усилиями в городе в 1920 году было создано техническое училище. Он преподавал географию в техникумах: учительском, кооперативном.

Настало время, когда власти снова вспомнили о его политических убеждениях. Чекисты пришли в дом Прохоровых, продержали хозяина несколько недель под замком, но, слава богу, выпустили. А после войны власть рискнула даже доверить ему обучение будущих офицеров в местном пехотном училище. Преподавал он до самой смерти, которая последовала в 1954 году, на восьмидесятом году жизни.

Исчез старый прохоровский дом не так уж и давно. Как раз в то время, когда требовалось место для памятника Андропову. Улица-то носит его имя.

Варнава-Накропин

Относительно преосвященного Варнавы существуют два мнения. Первое —сугубо положительное. Родился он в Петрозаводске в семье потомственных огородников Накропиных в 1859 году. Обучался только в городском училище. С молодых лет Василий был «не от мира сего» — постником, усердным церковником и пламенным ревнителем православия, хорошо начитанным в святоотеческих творениях, любимцем приходского духовенства, «возлюбленным чадом» церкви у местных олонецких архипастырей. 36 лет от роду он определяется послушником Клименецкого монастыря, принял монашество, стал настоятелем монастыря.

Через пять лет, в 1904 году, о. Варнава — настоятель второклассного Палеостровского монастыря с возведением в сан архимандрита. Потом его карьера шла только в гору: настоятель Коломенского Ново-Голутвинова монастыря, потом первоклассного Старо-Голутвинского монастыря. Его популярность в Коломне и в Москве была огромна. За советом к «батюшке Варнаве» шли рабочие и простой народ. Синод возвел его в сан архимандрита и назначил епископом Каргопольского викариата Олонецкой епархии. В этом качестве он и присутствовал на торжестве 100-летнего юбилея. 

Существует о нем и другое мнение. Говорили, что после назначения его епископом Тобольским он начал немилосердно издеваться над образованными священниками. А в Москве ему дали кличку «Суслик», про него говорили, что он «жулик», трется в салонах. Ходили слухи, что Синод был против назначения архимандрита Варнавы епископом Тобольским как человека малообразованного, но покровительство Распутина сделало свое дело.

В конце карьеры Варнава не забывал своих петрозаводских родственников, бедствовавших в голодном 1919-м. Как-то в дом Накропиных на улице Угольной (ныне Калинина) неожиданно постучались незнакомые монахи. Это были посланники Варнавы, служившего в ту пору настоятелем Высокогорской пустыни Нижегородской губернии. Монахи привели корову, очень хорошую, породистую, удойную, не то что местные коровенки. Эта корова, можно сказать, спасла от смерти всю большую семью разорившихся огородников в 20-е годы.

Умер Варнава в Москве в 1924 году. Похоронен там же.

Таковы краткие портреты двух первых лиц торжества столетней давности. Судите сами, насколько причудливы и сложны судьбы таких разных людей, живших во времена больших перемен.