Деревни Сума на современных картах Пудожского района нет, как нет многих других небольших деревень и поселков, унесенных ветрами ХХ века. И остовов домов в них уже не осталось, но  люди хранят  воспоминания.
Человек силен своей памятью. Она  не только образы  ушедшего, но и поиск ответов на  вопрос: жизнь, зачем ты нам дана?  Мы узнаем  прошлое,   гордимся достижениями предков и задумываемся о том, что будут потом говорить о нас и нашем времени, что вспомнят...

На Суме-реке
Деревня Сума, родина родная,
расположилась ты по берегам реки.
И жили в ней, и радовались жизни
крестьяне и мужчины-бурлаки.
Косили сено, скот держали,
растили хлеб и поклонялись льну.
А мужики, оставив дома семьи,
все из деревни уходили на войну.
Ушли воевать  50 деревенских мужчин. Вернулись раненые, но живые около 10...  До войны  в деревне было 112 хозяйств,   а жителей  - 364.
Но не сразу строилась деревня   Сума. Расположилась она в Пудожском краю  на  реке с таким же названием, и  река всегда  играла особую роль в ее  жизни.  Может быть, первые поселенцы и  появились на этой земле,  приплыв сюда по воде. Когда это случилось, никто не знает, но достоверно известно, что  в 1582 году деревня  была. Об этом свидетельствует запись в Писцовой книге Обонежской пятины,  где   упоминается деревня  на Суме-реке, объединявшая три окрестных деревни. Что с этими деревеньками было потом, сказать трудно, но в  XVII веке сюда  прибыли раскольники-старообрядцы. Местность им понравилась – река, богатая рыбой, леса, полные грибов, ягод, таежной дичи.
Со временем  сумских деревенек  становилось больше, и их названия могли  рассказать о многом:  Андреевский След, Никонова Гора, деревня Демидова -  видимо,  о   поселенцах, Нижний и Верхний Рогой,  Рогозеро, Гора   - о месте нахождения у ручья и озера. В Суму входила и деревня с необычным названием - Зарубежный След. Интересно было узнать, как получила она   такое имя, но  в детстве об этом я как-то не задумывалась, а теперь уж и спросить не у кого: на сегодняшний день  я самая старшая из бывших жителей Сумы.

Дома в деревне стояли не  часто, но     порядок  застройки существовал. Они располагались по двум берегам реки. Маленьких домишек было немного –  меньше десятка, остальные - одно-и двухэтажные, двуконечные, добротные, из ядреной северной сосны.  Баньки, которые топились по-черному  стояли у самой воды. Из горячего пара  да в реку,  какая благодать!
При въезде в деревню со стороны Кривец стояла часовня  святителю Маковею. На этом берегу реки 14 августа отмечали  праздник. А при въезде в деревню со стороны Кубово стояла  часовенка Фрола,  эта сторона деревни 31 августа праздновала.   Соединял два берега мост. На престольные праздники сообща закидывали  невод, а потом  пекли рыбники  и  «гостевались» друг у друга.

Безохранная грамота
В деревне Гора были высокие холмы.  На самом высоком стояла  пожарная каланча. Забравшись на нее, можно было увидеть за восемь верст  деревню Кривцы. Тут же, недалеко от нее, стоял дом  батюшки. Он был обшит и выкрашен в синеватый цвет и привлекал внимание всей округи. А на левом склоне холма  –  кладбище и церковь  Параскевы Пятницы. 
Печальна судьба этого сельского храма.  Известно, что он был построен в конце XVII века,  в 1682 году.    К  концу ХIХ века церковь  настолько обветшала, что  купец из Санкт-Петербурга  В.И. Юсов  дал деньги на строительство новой, и она была  выстроена и   освящена во имя Параскевы Пятницы.

 
Эту деревянную, обшитую тесом церковь я хорошо помню.  Она  была очень красивой, с сенями, над крышей которых  возвышалась колокольня. И внутри было красиво и празднично, много икон. Одна из них - Николая Чудотворца, одного из наиболее почитаемых   святых. Это была старинная икона XVII века, ее перенесли из  Нигозера.
Во время войны в церкви  хранили зерно,   колокола   увезли на переплавку, ризы священников растащили, а иконы  увезли, а самая ценная, нигозерская, потом оказалась в Русском музее в  Санкт-Петербурге.  
После войны храм  не восстановили, со временем он стал разрушаться. Если не ошибаюсь, то  в конце прошлого века  его занесли в реестр карельских памятников архитектуры. Замерили, описали все ее четверики и восьмерики, но эта запись церковь не спасла. Да и кому ее было спасать? По новым законам центры охраны памятников только следят за тем, чтобы владельцы  реставрировали памятники правильно, но беда в том, что  хозяев у Параскевы Пятницы не нашлось. Она  к тому времени оказалась на земле  несуществующей по документам деревни, и светская власть не могла или не хотела ее брать под  свое крыло. Православная церковь тоже не стремилась: зачем брать на свой баланс, если у не нет своего прихода? А то что она  памятник – так это только ее забота. От такого гнета  безысходности Параскева стала клониться к земле и наконец рухнула.  В  2008 году в документах, которые можно посмотреть на сайте Центра охраны памятников  РК, появилась запись о том, что церковь Параскевы Пятницы в Суме «руинирован»а, то есть превратилась в руины и восстановлению не подлежит…

Там же в списке, среди памятников архитектуры упоминаются еще два  жилых дома этой деревни.  Один середины, другой конца XIX  столетия. В описании можно прочесть, что «жилой дом № 1 из деревни Сума, построенный в конце XIX в., представляет историко-архитектурный интерес по совокупности планировочного и конструктивного решений, а также по составу внешнего декоративного убранства». Теперь качественная  бумага, цифровая версия документа  сохранят это описание для потомков, они будут знать об этих памятниках архитектуры , но увидеть  не смогут. уже нет. Мы их потеряли навсегда.

Все вокруг колхозное
- Дом Шляминых,   двуконечный двухэтажный  с входом посередине,  стоял на правом высоком  берегу реки  в центре Сумы. Когда эта семья    переехала в Пудож, его передали колхозу «Путь крестьянина». На нижнем этаже  с одного конца дома расположилась контора колхоза, а с другого -  магазин, где продавали продукты и хозяйственные товары. На верхнем этаже над конторой разместилась начальная школа, в ней один год училась и я, а потом после окончания  Пудожского педучилища работала, учила ребятишек. У меня было 34 ученика с первого по четвертый класс и работала я в полторы смены.

В середине дома  была комната -  учительская  и жилье учителя. До войны в ней жил Исаак Варфоломеевич  Луцкин, очень хороший преподаватель Он  ушел на фронт и погиб. 
Левый конец второго этажа занимал клуб. Электричества   в деревне не было, поэтому  девушки по очереди приносили из дома керосиновые лампы, а после танцев делали уборку. С музыкой проблем не было:  гармонистов и балалаечников в те времена было полно.
Еще один дом - Петра Яковлевича Шлямина - после отъезда хозяев тоже стал общественным зданием.  В нем  на втором этаже находилась контора сплавного участка с единственным на всю деревню телефоном. А на первом этаже -  столовая для колхозников,  лесозаготовителей и сплавщиков.  Глухая деревня, а была в ней  и своя лесопилка, которая  обеспечивала местных жителей тесом. Прогресс медленно, конечно, но добирался и в медвежьи углы Пудожского района, и пустующих домов не было, знали под что приспособить каждый.

Урок не впрок
Старинные деревни всегда располагаются в красивых и удобных для жизни местах.. Вот и Сума  у реки-кормилицы, за холмами, которые с северо-востока защищают деревню от холодных ветров, у леса. По его опушкам  – черемуха и рябина, так что во время цветения  воздух  пропитан   их густым ароматом. Лес кормил людей, в былые времена не ленились делать заготовки, сушили  белые, подосиновики, солили грузди, волнушки, … На наволоках можно было набрать рыжиков, очень нежные и вкусные, но сегодня редко встречающиеся грибы. Ягод  было много, не только брусника, черника, клюква да морошка, но и куманика – царская ягода,  красная и черная смородина.  Причем собирали все это богатство рядом с домом. Но  после войны вдруг зачем-то  стали осушать болота, причем те, которые ближе к населенным пунктам.  И наши, сумские, тоже попали в этот список. Высохли болота, исчезли ягоды. Обидно за бессмысленное уничтожение даров природы.  Как сказалась мелиорация на окружающей природе, боюсь, никто не изучал, но некогда полноводная и богатая рыбой

Сума  нынче обмелела так, что не верится, что в довоенное и послевоенное время  деревенские мужики  сплавляли по ней лес.
К сожалению, печальные уроки не идут впрок. Слишком легкомысленно относимся к прироле, не понимаем, что в этом организме все связано. Порвать ниточку легко, а вот восстановить…  Сейчас не болота уничтожают, сейчас по всей Карелии лес рубят: раз он кормилец, так пусть и кормит В доступных местах все взяли, теперь поглядывают  на коренные леса, на национальные парки: ну что лес? Вырастет… И болота  мелиоративные канавы затянут,  только  когда? И не случится ли за  это время что-то такое, отчего человечеству уже будет безразлично, залечила природа свои раны или нет?

У меня такой характер
Летом молодежь, предварительно вычистив мост,  устраивала на нем танцы с частушками:
Бабы судят на мосту, что плохо одеваюся.
Я за ваших сыновей да замуж не даваюся, или вот еще:
Бабы судят на мосту, что суровая расту.
Не суровы бабы я, такой характер у меня.
Я в семье была младшей, любимой дочкой, но трудилась  сызмальства.
Когда началась Великая Отечественная война, стала работать в колхозе, зарабатывая к хлебной карточке еще 100 г ржи за  трудодень.  Под моей опекой был колхозный конь Угрюм. Надо сказать, что его характер полностью соответствовал кличке. Я  за ним ухаживала, подкармливала его, чтобы он мог работать, таскать борону, возить на гумно снопы,   с полей -  картофель и овощи, а  на поля – навоз…
Потом в колхозе организовали детскую площадку. Это -  не аттракционы  и песочницы, а  настоящий детский сад, только нянями и воспитателями в нем были  подростки:  моя двоюродная сестра Аня и я. Под нашей опекой были  26 детей детсадовского возраста и 10 грудничков.
Сначала «детская площадка»  располагалась в доме на самом берегу реки, что было опасно, но потом  нас перевели  в другой дом, подальше от воды. Там детям отвели 2 большие комнаты. В одной малыши  играли и спали, в другой ели.  Пища была однообразной: рис, иногда ячневая, пшеничная или пшенная каша, для грудничков – манная и молоко. Пеленки стирать нам помогала еще одна девочка, которая днем с мамой пасла коров,  они заменили отца – деревенского пастуха, который ушел на фронт и погиб. Ну а нам еще поручали варить обеды для колхозников. Мы уходили по очереди. Взрослым  тоже варили кашу, еще горох, а когда в колхозе был забой, то и мясо. Но дрова, сырые, да топляки из реки, которые мы  вытаскивали,  приходилось самим же и пилить. Сухих дров на растопку было мало, мы их берегли, частенько приносили дрова из дома. Поварам была положена  порция, но мы ее отдавали девочке, которая помогала нам стирать пеленки.
Когда  не надо было кашеварить для взрослых, одну из   нас отправляли на сенокос, так что  с детьми  почти всегда был кто-то один.  Мы с Аней очень боялись за ребятишек, сами то тоже были практически дети, но за два лета, слава Богу, ничего плохого не случилось.
Сумляне  от предков унаследовали  самостоятельность,  большую работоспособность, за результат отвечаешь только  ты, уважение к людям, доброжелательность. О ком бы из своих деревенских  ни вспомнила,  эти качества в них,  обязательно,  обнаружатся.
Деревенская закалка

Люди у нас   трудолюбивые и смекалистые. Вот, например, Михаил Антипович Нецветаев сам  без посторонней помощи выучился на счетовода,  работал  в колхозе,  а, потом до выхода на пенсию был  главным бухгалтером в Кубовсом леспромхозе. Сейчас ему 89 лет, живет в Кондопоге.
Николай Иванович Корелкин, мой старший брат, в управлении республиканской торговли был далеко не последним человеком, работал в УРСе «Кареллес», заслуженный работник   торговли Карельской АССР. Тоже добился всего своим умом и энергией. 
Евгений Тимофеевич Шлямин стал заместителем  директора автотранспортного техникума в Петрозаводске.
Несомненно,  прославили Суму дети Николая Ильича  и Клавдии Васильвны Шляминых. Недавно вышла книга, посвященная рассказцу об этой семье. Александр Николаевич Шлямин был секретарем обкома КПСС, заместителем министра промышленности строительных материалов РСФСР, одним из инициаторов освоения Костомукшского железнорудного месторождения. Его брат, Борис Николаевич Шлямин, работал  главным инженером Онежского тракторного завода в то время, когда предприятие осваивало выпуск трелевочных  тракторов-«пятидесятипяткок», потом работал на руководящих должностях Министерстве   тракторного и сельскохозяйственного машиностроения СССР.
Одна из сестер стала медиком, вторая учителем. Учительницей стала и Анастасия  Петровна Нецветаева… 
А какие люди рождались на этой земле! Егора Ивановича Шлямина  зимой его можно было видеть  идущим на гумно молотить зерно. В балахоне из холста, подпоясанном красным поясом. На ногах – лапти, самим сплетенные. Ноги обернуты теплыми онучами ( портянками) ,переплетенными  для крепости оборами. ( заплетенными в косичку толстенными холщовыми нитями). На руках простые легкие рукавицы, на голове – шапка-ушанка, на плече – привуз ( орудие, с помощью которого молотили зерно). Умер он на 102-м году жизни.  
Катерина Васильевна Пименова во время  войны была награждена орденом Ленина… Такую награду она заслужила за то, что с поля боя за Мясной Бор вынесла около 80 раненых, а потом приняла командование на себя, собрав  всех, кто мог держать оружие и держивала оборону до тех пор, пока пришла подмога.

Александра Ивановна Шлямина
Вот такие люди, крепкие духом,  выносливые.
Это теперь, чтобы накачать мысли, тренируеются в спортзалах, а деревенских жителей сызмальства жизнь тренировала.  Школа-семилетка в Кривцах –  в  восьми верстах по лесной дороге. Хочешь учиться – ходи пешком.  Осенью и весной  эту дорогу заливало болото. Ребятишки, чтобы не промочить обувь, перед разливом разувались и бежали босиком по студеной воде. На сухом месте обувались и снова бежали, чтобы согреться. Вот такая тяга деревенской ребятни к знаниям.
Позднее те самые мальчишки и девчонки, только чуть выросшие, по субботам или воскресеньям молодежь выходили ремонтировать эту дорогу.    На телегах возили песок. Было весело: работали с песнями и плясками. Такой был уик-энд.

Последняя  из сумлян
В послевоенные годы  в стране стали проводить политику уничтожения неперспективных деревень.  Сума попала в эту категорию.  Колхоза в деревне не стало, а на месте его были организованы бригады Пудожского совхоза. Стадо сократилось, а пахотные земли передали авдеевскому совхозу, ну а тому  отдаленные участки не очень-то  были нужны. Их перестали удобрять, и земля не давала хорошего  урожая. Закрыли начальную школу, и маленькие дети должны были  добираться  в Кривцы. Семьи, где были школьники, стали уезжать, чтобы учить их. Потихоньку и пожилые  перебирались к взрослым детям.  
В Суме остались 13 человек, среди которых один мужчина – ветеран войны, награжденный орденом Славы,  Александр Федорович Юлегин. Он помогал бабусям пахать огороды, стоговал им сено прямо у домов. Раз в неделю приезжали автолавка и почта. Но Александр Федорович  скоропостижно скончался, и остальные бабушки  уехали, осталась жить в деревне только его вдова, моя старшая  сестра, Анна Ивановна.
Три года она была единственной  деревенской  жительницей. Прирожденный агроном, она первая в деревне получила урожай  помидоров и вырастила 5 арбузов! Оставшись одна, выращивала картофель и овощи,  брат из Пудожа привозил ей мешками муку и  крупу. Она держала козу, овец, кур. Необходимое  привозила из магазина Поршты, до которой из Сумы можно было доехать проходящим два раза в день рейсовым автобусом.
Анна Ивановна Юлегина не хотела уезжать от родных могил.  –  Здесь похоронены, муж, сын, –  говорила она. –   Буду рядом с ними.
К деревянной чурке привязала веревку и зимой катала этот «агрегат» от дома до остановки, утрамбовывая тропинку, по которой иногда от автобусной остановки   шли проведать ее приехавшие родственники или друзья.
И жила бы  она, может быть,  до сего времени, но однажды   хулиган поджег ее  дом. Он вспыхнул как спичка: в сарае, по пудожской традиции, соединенном с домом,  хранились сухие дрова на пять лет вперед…  Проезжающие мимо водлинские шоферы вынесли ее из горящего дома
Анне Ивановне дали однокомнатную благоустроенную квартиру в Пудоже,  и она уехала.
Все в деревне стало выходить из строя. Одни дома сгнили до основания, другие родственники увезли на дрова, церковь  тоже сгнила, уже последние ряды превратились в труху.
Мои дети ездят в Суму, приводят в порядок  5 могилок, которые находятся в одной оградке со стороны Кривец, и могилки во второй оградке со стороны деревни.  Остальное кладбище заросло лесом и даже завалило деревьями.  Река обмелела, но еще виден мост   через нее, правда, с обоих концов его на берегах  вырос большой  лес. Из всех строений сохранилась только банька сестры.

Притяжение земли
Анна Ивановна Юлегина выехала насовсем из деревни двадцать лет назад,   в 1993 году.
5 июля 1995 года деревня Сума  Кривецкой  администрации  упразднена.
С 11 мая 2001года деревня Сума  больше не значится на картах Пудожского района, Карелии и страны. Вот такая печальная хронология.
Не так давно одно из карельских туристических агентств организовало туры по карельским деревням, где никто не живет. И желающих побывать там много.  Несмотря на то, что деревни давно отсутствуют на карте России, они — не пустое место,  здесь видно, как все вокруг  наполнено присутствием людей, следами их  жизни, такой простой и такой понятной. Ничто не исчезает бесследно. И в суете сегодняшней жизни неплохо бы  помнить об этом. Можно закрыть сельские  амбулатории, почтовые отделения, снести и поджечь здания, но память останется: и о них, и о тех , кто это сделал, ведь забыть геростратов  не получится.


Досье ТВР-Панорамы

Александра Ивановна Шлямина, старейшая учительница Пудожского района. Она воспитала за годы работы в сельских школах сотни детей. Четыре с небольшим года была председателем исполкома Кубовского сельского совета.
Вместе с мужем, героем-фронтовиком, Иваном Алексеевичем Шляминым вырастили 5 детей.
Сейчас ей 86 лет. Более 60 лет Александра Ивановна пишет в районную газету, в «ТВР-Панораму»  - со дня основания, с 1992 года, рассказывает об истории и людях Пудожья.