Нет молитвы, вот и рушатся. История тринадцатая. Заонежье обетованное

Экспедиция организована туристической компанией «Золотое кольцо Карелии». 

Вот уже 2018 год. Зима. Снег и ветер. А я все еще вспоминаю лето 2017 года и ту самую солнечную поездку в Заонежье. За какую-то неделю мы, участники экспедиции – автор этих строк, фотограф Игорь Подгорный и сотрудник «Золотого кольца Карелии» Виктор Любимцев – встретились со множеством интересных людей, посмотрели на жизнь в глубинке, увидели памятники истории, культуры и архитектуры, о многих из которых не пишут и не рассказывают. 
Всю минувшую осень «Петрозаводск говорит» и «ТВР-Панорама» в большом проекте «Заонежье обетованное» в историях рассказывали об этих встречах. Пришло время продолжить наш рассказ, ведь путешествие еще не закончилось. 

Уже позади большие церковные праздники – Рождество и Крещение. А потому продолжить хотел бы интервью, а точнее пересказом нашей небольшой беседы с настоятелем приходов в селах Великая Губа, Толвуя и Шуньга отцом Владимиром Шуруповым. 
Именно в Великую Губу, главный поселок Заонежья, о котором поговорим в следующих историях, нас привела дорога из Типиниц. Здесь действует самый большой приход, ведется богослужение, открыт приходской дом, в котором останавливаются нуждающиеся, богомольники и странники. 

Конечно, главный персонаж в этой духовной жизни – отец Владимир. Об этом батюшке нам рассказывали многие наши собеседники. Рассказывали, как о человеке дела, который действительно, без какого-то пафоса, занимается возрождением духовности. Как точно подметила жительница Усть-Яндомы Клавдия Денисенко, до отца Владимира (а он прибыл сюда в 2009 году) в Великой Губе грязно было, духовно грязно. 

Сам он с радостью согласился на встречу. Уже сам этот факт не мог не обнадеживать. Когда-то я пытался взять интервью у Петрозаводского и карельского митрополита Константина, чтобы поговорить о том, что происходит вокруг. Не о Боге, а о нас и нашей жизни, о духовности в ней. В церкви попросили прислать вопросы. Я прислал. Спрашивал о взаимоотношении церкви и общества, церкви и власти, о том, что церковь сегодня, по моему мнению, все дальше отходит от своего предназначения, а именно лечения души и все больше вмешивается в дела мирские. Я хотел услышать мнение на этот счет главного карельского священника. Пусть бы опроверг, наконец. Но интервью не было, в нем мне отказали. 

Районные священники – другие, они живут на местах, живут той же жизнью, что и их прихожане. Понимают и видят больше. И больше, как мне кажется, ратуют за дело. Для меня они как те самые старинные деревянные храмы в глубинке, где еще живет Бог. 

Но много вступления. Отец Владимир приехал на встречу в приходской дом на стареньком «Жигуленке». Он был в рясе, только со службы. 
Общались мы в маленькой комнатке в приходском доме. Рядом на кухне гремели посудой, негромко говорили постояльцы и те, для кого этот общий дом стал родным. Пахло ночлежкой – сырым бельем, простой едой, бедностью. 

Сразу оговорюсь, батюшка весьма смутился нашему к нему вниманию и несколько раз в ходе общения повторял, что не очень хочет публичности в прессе, дескать, вы там много про меня не пишите, может за хвастовство сойти. Но как тут не писать… 

- Напишите, что есть такой священник. Да и все. Наше дело на уровне душ человеческих, церковную жизнь на флаг не надо.
- А мы и не на флаг, мы как раз про нее, про духовность. 

Есть что-то в священниках волшебное и непонятное нам. Какое-то тайное знание. Вот и наш батюшка смотрел на нас так и общался с нами так, будто знает больше. Видимо, и знает. И не говорит. Несколько раз повторял – «вам не понять». Говорил спокойно, размеренно и мудрено для нас непонятливых. 

- Про духовность нам интересно. Как здесь у вас сейчас с церковной жизнью? 

- Какая церковная жизнь…. Церковь ведь устроена приходами, общинами. Не зданиями. Русское деревянное зодчество – это канон. Церковная жизнь вокруг литургии строится. Никак не наоборот. Стены – самая дальняя ступень, которая что-то иллюстрирует. 

- Выходит, без службы и храм не нужен? Много храмов разрушенных мы видели, гниют церкви. Печальное зрелище. Они нужны церкви, государству? 
- Эти храмы – следствие. Результат жизни без Бога. Когда молитвы нет в храме, он и рушится. Он людям должен быть нужен, ни церкви, ни государству. Вот что-то в Кижи собрали в музее. Сохранили. Но их (храмов – Прим. ред.) здесь слишком много, чтобы все сохранять. 

К нам сюда ребята приезжают общественники, восстанавливают эти церкви. Мы их, конечно, поддерживаем. Им из Москвы кажется, что они делают благое дело. Но только ежели народ не станет возвращаться сюда и не начнет жить той жизнью, в которой будет внутренняя и нравственная перед Богом правда, толку не будет. 
Даже если в Москве решат вдруг выделить много денег на восстановление этих храмов, ничего не будет, они будут огорожены, будут стоять пустыми. Они должны быть нужны людям.

- Москва вряд ли выделит, конечно. А вообще, помогает вам Русская православная церковь здесь? 
- У вас нецерковное сознание, вам это сложно понять. В церкви все очень мудро. Если нужно Богу молиться, если люди сами образовались для этого, хотят на себя взять обязательства, тогда епархия рассматривает их желание и может дать священника служить. Но она не будет храм тут строить.

У нас деньги отсюда идут туда, а не оттуда сюда. У нас никогда оттуда сюда денег не бывает, у нас наоборот, потому что надо ведь там летать на самолетах, дворцы строить, духовное образование содержать. Нам все проще здесь. А людям надо Богу молиться. А если не надо – значит, не надо. Если мне люди скажут, батюшка, езжай отсюда, нам Бог не нужен, я перекрещусь, потому что правда Божия, и скажу «Слава тебе Господи», и меня отправят туда, где надо молиться. 

- А где Бог нужен? Где храмы возрождаются в Заонежье? Ведь возрождаются…
- У нас в Заонежье три прихода, один монастырь Пальеостровский. Прихожан много. Повторюсь, сама церковная жизнь вокруг литургии строится. И храмы, конечно, возрождаются. Там, где они нужны. Сейчас их на то количество верующих, что есть, достаточно. Основной – в Великой Губе. В Толвуе подняли, здесь приход начинает жить активной жизнью.

На подъеме церковная жизнь. Ламбасручей и Шуньга хотят строить. Архиерей благословил в Тамбицах. В Кузаранде ставится часовня. В Липовцах освящали восстановление креста. Бабушки говорят мне: ты сказочник. У нас ведь нет спонсоров, а мы что-то делаем. 

- В Типиницах Варваринскую церковь из Яндомозера строить начинают. Там тяжелая история. Говорят, вы разрешили перевозку церкви. Зачем? Разрушили ведь ее по сути при перевозке. 
- Да сейчас понятно, что на 90 процентов новодел будет. Тогда непонятно было. Сначала говорили о замене 15 процентов бревен, потом о 50. Но я в культурологическом плане не эксперт. Я по-поповски смотрю на храм, как я уже говорил. Я смотрю на него как на место совершения литургии. Варваринская церковь разрушалась там. Это было понятно. Интерес туристов, говорите? У нас есть в Кефтеницах часовня, в Есино, которая сгорела. Туристы там бывают. Курят там. Смотрят. Но это не храмы. Там нет молитвы. Так и в Варваринской было. 

- Почему в Типиницы? 
- В Типиницах начала община организовываться. Было дерзновение. Если нет дерзновения, нет ничего. Господь принимает потенции. Сначала там было дерзновение, потом вяленько как-то стало. Я не знаю, будет ли там храм. Есть там молитва. Архиерей освятит или нет. Если община появится, будет община, значит, Господь благословит. Вот как мы смотрим на это. 

- Что сейчас в обществе происходит? Очевидно, что неприятие церкви. И понять можно – церковь везде, церковь говорит, как жить. Не боитесь повторения столетних событий? 
- Неприятие церкви было всегда. Общественно-социальная ситуация сейчас действительно схожая с той, какая была 100 лет назад. С 1902 года попов начали вилами прибивать. Мироедами называли, проедающими бабушкины деньги. А потом в 1916 году страну разбили.
Заголовки газет читаешь 1902 года – совпадают с нынешними. Один в один царское правительство и князь Милюков. И народ расшатывают. Этот надоел, надо нового, будет лучше. У нас все время так. Это национальное. Один в один тогда и сейчас. Но я, впрочем, не имею право говорить об этом. 

Отец Владимир выбирал слова и действительно опасался сказать лишнего. Его понять можно – в церкви тоже есть свои законы, своя иерархия. Я, честно говоря, даже не уверен, что после этого небольшого пересказа ему не выскажут его церковные начальники что-нибудь. Надеюсь, что все будет хорошо. 

Прощаясь с отцом Владимиром, вспомнился фильм «Остров» Павла Лунгина и главный его герой отец Анатолий. Великогубский батюшка чем-то похож на героя Петра Мамонова. Говорит так же, что не сразу поймешь о чем, смотрит как бы свысока, словно смеется над тобой. Но, главное, делает что-то на своей территориии, по сути, несет веру в народ, а не материальными благами заведует. 

Я не знаю, но очень бы хотелось, чтобы таких священников было больше, глядишь, тогда и отношения общества и церкви были бы другими. 

Фото Игоря Подгорного