Екатерина Шаврина не первый раз в Петрозаводске, но, по ее признанию, впервые посмотрела на город иными глазами. То ли ей удалось ближе познакомиться с ним, то ли от того, что в последнее время  ее взгляд на жизнь изменился.

Сама себе хозяйка
— Нет, просто Катя, — поправила меня певица, народная артистка России, когда я назвала ее по имени-отчеству.  —  мне так понравился Петрозаводск, — взяла она бразды разговора  в свои руки, не дожидаясь традиционного   вопроса: «Как вам наш город?» — В Петрозаводске я не первый раз, но  впервые иначе посмотрела в него. То ли от того, что его улицы хорошо видны из окон гостиницы, то ли от того, что организаторы нас провезли по Петрозаводску, то ли от того, что взгляд изменился. Какой прекрасный городок, какой уютный, какая хорошая здесь аура.
— За четыре дня вы выступили в четырех городах....
— А потом два концерта в Москве и еще один тур из 4 дней...
—  Откуда силы брать при таком темпе жизни?
— Не надо обращать на это внимание.
—  Не обращать? Как? Научите.

— Не надо себя жалеть. Лучше больше работать.  Я все делаю сама, занимаюсь хозяйством, мою, стираю.  Я знаю, это труд,  который держит нас, женщин, в форме. У меня нет домработниц. Мне не нравится, как они работают: что бы ни сделали, ни помыли, мне все равно — плохо. Они не  понимают, как нужно убираться, чтобы человеку было хорошо, чтобы я прошла босиком по кухне, а подошва так и осталась розовой.  А после их мытья она становится серой. И понятно:   моют  в доме одной водой и второй этаж,   и третий... Лучше уж я все сама сделаю как мне нравится.  И у меня и живота  нет, и фигурка всегда держится. Женщины должны трудиться по дом, и всегда будут в форме.  Вот у моих дочерей есть домработницы, зато обе ходят в фитнес-клуб, чтобы не полнеть. А трудились бы сами,  все было бы  хорошо.

  — Послушайте, но ведь для этого надо много времени. Вы сами говорите, дом у вас большой:   второй этаж,  третий…
—  Нет, уборка много времени не отнимет, если дом не запускать. Полтора часа – и все  блестит.
— Вы сказали, что еще и хозяйство есть?
—  Участочек  у дома.
—  И что там растет?
—  В основном деревья и очень хорошо – трава, просто жить не дает. Я ее сама кошу, но  и  эта работа мне  нравится.
— А часто ли удается этим заниматься при таком плотном графике работы?
— Но я же сама себе хозяйка. Могу и не работать. Это мои проблемы, что я беру столько концертов, мне предлагают, я выбираю лучшие из них и еду. А если устала – можно отложить на  любое другое время, когда сможешь работать в полную силу.  Но я стараюсь не отказываться,  потому что у меня такой период, когда я должна работать, чтобы ни о чем не думать.

«Я так люблю жизнь!»
—  Недавно   в вашей семье случилась страшная трагедия: в автомобильной катастрофе погибла ваша сестра, а вы были за рулем. Как вы пережили и переживаете это горе?
—  Очень сложно. Я и сама около полутора суток  была в коме, чуть не покончила с собой,   какая-то доля секунды меня удержала, а то бы  я выбросилась из окна московской квартиры. Я  не понимала, что  делаю. Когда узнала, что младшей сестры Тани  нет, минут пятнадцать полежала, ничего никому не говорила. Скорая, которая приезжала ставить капельницу, уехала, родные оставили меня одну в комнате. Два моих зятя ушли покурить, Жанна, моя дочка,   вышла, чтобы поговорить с корреспондентами, которые  толпились у  подъезда, дежурили ночами.  Их было много,  весь этот ажиотаж создавал неудобства соседям. А вторая дочка, Элла, ушла в кухню.

Я лежала  с открытыми глазами, но ничего вокруг не видела.  Потом в голове родилась мысль: «А зачем мне жить?  Тани (она  была  моим директором)  нет... Как я буду работать?   В это время  что-то сработало в мозгах: надо прыгнуть из окна. У нас высокий этаж —  четвертый —  в старинном екатерининском доме.  Я встала, подошла к окну, открыла его,  а там сетка поставлена   от тополиного пуха.  Обошла телевизор, открыла второе окно, — и там сетка.

«Понаставили тут сеток всяких», – пробурчала я. А кто понаставил? Я же сама...   Я побежала  в другую комнату, открыла еще одно окно и  стала забираться на подоконник, одной  коленкой уже  стояла на нем,  оставалось подтянуть  вторую ногу, но в это время чувствую: меня кто-то хватает.  Я стала сопротивляться, ударила кого-то... Только   секунд через 20  осознала, что делаю что-то не то.  Зачем? Я так люблю жизнь, работу, детей.  Зачем я это делаю? Ну нет теперь Тани, у каждого человека что-то в жизни случается из ряда вон выходящее, случаются потери, горе.  И значит, мне это свыше предписано было. Как я могла себя сгубить, оставить все и всех? Мне стало жутко. Я  сказала Элле, а это она меня стаскивала с подоконника: «Возврати скорую, пусть они дежурят,  потому что не знаю, что от себя ожидать».
Потом дочка мне рассказала, что услышала, как я стала ворчать, и решила посмотреть, какая это сетка мне мешает? Это меня и спасло.  У меня была  какая-то неконтролируемая реакция. Теперь я понимаю, как люди накладывают на себя руки.  Я вообще очень многое поняла из этого случая, а для  себя единственную вещь —  умирать очень легко, никогда не почувствуешь,  что уходишь. Ты живешь до конца, а сама смерть  — это не больно: раз — и тебя не стало. Когда возвращали меня из комы, а я периодически приходила в сознание и снова теряла его,  у меня даже в первое мгновение была досада:  ой, ну зачем? Мне было так хорошо.
— Вы в машину врезались, на встречную  выехали?
— Нет, это в нас врезался автомобиль. Мы с сестрой Радой сразу потеряли сознание,  а Таня  насмерть...  Мне очень ее не хватает, я заказываю ей молебны в храмах, и на Кипре, и в Греции, когда бываю там.  Она меня долго не отпускала, всегда была рядом. Я почти не спала, задремлю немного, она снится... Пошла к врачу жаловаться:  что-то у меня с психикой. А врач, дама-профессор, говорит: «Это  не с психикой... Сходите в церковь». Отец Георгий научил: надо  зажечь свечку  и, пока она горит, сидеть рядом и  говорить:  «Танечка, оставь меня на этой земле, уйди от меня,  не приходи ко мне. И все время желать ей самого хорошего».  Я это сделала и, когда легла спать, почувствовала, что  мне  легко. Потом постепенно все пришло в норму. На сороковой день мы ее помянули, а  на 43-й день я работала.

— Вы человек верующий?
— Верю, но не фанатично.   Вот мои родители из староверов, а я толком  не знаю, что это такое. Правда,  на каком-то генетическом уровне  проявляется их представление: никогда не выпью воды из стакана, из которого кто-то попил.  Я даже после своего дитя  ни разу  ложку не облизала.  У нас нельзя иметь много мужиков, это грешно. Вот у меня умер муж, и я больше замуж не вышла, хотя поклонников, как говорится,  штабелями можно укладывать.
Я ультрасовременная женщина,  весь мир объехала, в  некоторых  краях  была не по разу. Я человек спортивный, имею разряды по конькам, лыжам,  но на пляже я никогда не оголю себя. Всегда ношу довольно закрытые купальники с небольшой юбочкой, специально заказываю  их в Италии. Подружки рядом в   бикини, а  мне  себя не раскрыть. Гены...  

 Знакомое и новое
— В Петрозаводск вы привезли новую программу?
— Нет...  Я хотела, но ведь публика не дает. Требует, просит все знакомое и любимое, поэтому новые песни будут только в третьем выходе. Все зависит от ожиданий публики.
— А за границу вы тоже везете этот репертуар?

—  Нет, там пользуются успехом народные песни.  Я дважды выступала в ООН. Правда, сначала был провал, я так считаю. Моих музыкантов не пустили: национальность у половины была не та... Со мной послали баяниста, который мог играть классику, а песни у него не получались  На репетиции в Москве вроде что-то было, а вышел на сцену в Америке — и не может играть нормально. Понимаете ли, у него связи в Минкульте, но тут они «не звучат».  После первой песни кланяюсь публике, а ему буквально шиплю: «Уходи!»  И потом 14 песен пела а капелла, потому что сорвать выступление невозможно.  А в зале сидел Боря Амарантов. Был такой мим, выступал  с зонтиком, зрители постарше помнят его. Он в то время уже  жил в Америке и попал  на концерт в ООН. После выступления сижу в гримерке, рыдаю: такой оглушительный провал! Входит он и говорит: «Кэт, ты что?! Это такой фурор,  здесь так никто не поет!»
Я ему не поверила. И каково же было  мое изумление, когда меня вскоре снова пригласили выступить в ООН.  Теперь уж  я  поехала со своими музыкантами. И  это был успех, в котором я не сомневалась:  овации длились  5 минут!  
— Но  за границей  вы и рок поете?
— В Греции я познакомилась с певцом  Снайпером — это его сценическое имя.   Мы подобрали песни, вернее, он подобрал, сделали аранжировки. Он   поет, и вдруг я вступаю – получается роскошно, у меня даже мурашки бегают. А потом мы  сделали дуэт, поем  известную греческую песню «Сын мой», посвященную  гибели сына Аристотеля Онассиса.   Она очень популярна не только в Греции, но и в Европе, а  в России почему-то  не звучит. Жаль, очень  красивая песня. Когда намечается концерт, Адоматис,  так  зовут моего коллегу в жизни, сообщает мне,  и я вырываюсь буквально на 4 дня.  Мне этого времени хватает, чтобы выступить в  концерте, получить огромный эмоциональный заряд, навестить свой дом на Кипре — и снова за работу.