Людмила Николаева занялась составлением своей родословной, и стала собирать материал об истории большого рода Сергиных, того самого, чьим домом из деревни Мунозеро теперь любуются многочисленные туристы в Кижах. Так к ней в руки попали записи ее тети, Анастасии Степановны Сергиной (Наумовой-Койбиной), оказавшейся во время войны в Севастополе. Сегодня мы публикуем отрывки очевидца и участника обороны города-героя.

Звон, как колокольный

Эскадра вернулась из похода. 21 июня Андрей, младший брат мужа, военный моряк, зашел со своим другом Георгием Сапегиным. Сидели долго, было весело. Потом им надо было возвращаться на базу, и мы с мужем и дочерью решили их проводить до Приморского бульвара. Там до 12 ночи дышали ароматом роз, они в Крыму особенно душистые. Ребята пошли к себе, а мы — домой. Легли спать, но не спалось: все обсуждали прожитый день. Вдруг неожиданно раздались тревожные гудки, заговорило радио, в городе завыли сирены, объявили тревогу: «Большой сбор на главной базе, готовность №1».

Город погрузился во тьму, и пришел в движение... Мы, конечно, были взволнованы, вышли во двор. Он гудел: люди не могли поверить, что враг напал на нас. Моряки спешили на свои корабли, а над городом шел воздушный бой. Все это еще до объявления о войне.

Первая мина была сброшена на Приморский бульвар (там, где пару часов назад мы дышали ароматом роз). В городе на улице Щербака уже были первые жертвы. В 5 утра за мной пришла сотрудница горсовета, сказала, что мне надо немедленно явиться с паспортом по месту работы в горсовет.

— Что, война?

— Да.

— Трудно описать, что я пережила за эти минуты, секунды, да не только я, но все жители Севастополя.

В здании горсовета не оставалось ни одного окна: все были выбиты взрывной волной. На улице Фрунзе магазины стояли без витрин, стекла от взрывов мин лопались, и шел звон, словно колокольный. Но паники не было. Севастополь — главная база Черноморского флота, в городе часто объявлялись учебные тревоги, и население было научено, как вести себя.

В 6 часов утра 22 июня 1941 года председатель горсовета провел с нами политинформацию. Он сказал, что это нападение врага, а какого — не известно. Нас отправили по домам, рассказывать все, что услышали. Когда я вернулась в горсовет, мне было поручено организовать вывоз детей за город в сторону Балаклавы. В 12 часов дня по радио выступил Молотов: «Гитлер вероломно нарушил договор и напал на нашу священную Родину». Так началась война в Севастополе.

Горе и мужество

Мне поручили эвакуацию детей дошкольного возраста на станцию Альма. Она расположена между Севастополем и Симферополем.Был летний вечер, город погружен во тьму, на вокзале собрались родители с ребятишками, воспитатели детских садов, Подали железнодорожный состав без освещения, объявили посадку. Родители стали прощаться с детьми, только были слышны просьбы: «Сберегите наших деток»! Поезд пошел в темноту, Севастополь остался позади, что ждет завтра — не известно. Детей отвезли, оставили в колхозе, а сама я вернулась в город на работу.

С первых дней войны жильцы дежурили у каждого дома. Налеты случались все чаще и чаще. 29-30 октября началась осада города. В это время нашу семью постигло страшное горе: заболел мой муж. Он слабел с каждым днем. Врачи предупредили, что надо готовиться к худшему. Вызвали брата. Это была их последняя встреча. Андрей сказал , что идет в очень опасный рейс. Муж умер в ноябре, а через неделю узнала, что подводная лодка М-34, на которой служил Андрей, погибла со всем экипажем. Мы остались вдвоем с дочерью, и кроме меня ее беречь некому.

Кругом бомбежки, пожары и враг на подступах к городу. В горсовете мне приказали принять отдел хлебных карточек по Северному району. Мы оставались в Севастополе.

Город-фронт

В сентябре во время налета были сброшены мины на корабль «Червона Украина», крейсер раскололся пополам. Мы с дочерью в это время оказались в метрах 200-х от взрыва, видели это ужасающее зрелище. Видели, как раскрыли ворота около пирса и на грузовой машине повезли окровавленных моряков, а кровь людская — не водица, струилась по мостовой алой лентой.

В конце сентября- начале октября в Севастополь прибыли части приморских армий, морской пехоты из Одессы. Началась массовая эвакуация населения, но жители не хотели уезжать.
Еще в начале осады горожан призвали держать двери домов открытыми, чтобы защитники могли зайти обогреться, отдохнуть. Как-то в октябре я дежурила у ворот своего дома, вдруг подошел ко мне моряк, назвал меня по имени. Это был друг Андрея, Иван Михайлович Филатов, инженер-механик с корабля «Днепр». Я пришла в ужас: у него не было краба на фуражке, нашивок на рукаве:

— Тебя разжаловали?

— Нет, нас торпедировали, корабль погиб. Мы 4 часа держались на воде, пока подошел тральщик, который взял нас на борт.

Он ночевал у нас, а на следующий день привел 8 своих товарищей с затонувшего корабля. Они жили у нас около месяца, пока их не распределили по кораблям.

В начале ноября начался первый штурм Севастополя. Его отбили. В декабре был второй. Наши войска отбили и этот натиск врага. Все жили все одним желанием, помочь защитникам. И не разбирали родственники-не родственники, все — родные.

Во время третьего штурма Севастополя, который начался в мае-июне 1942 года, мы были в городе. Он был охвачен пожаром и разрушен. В наш дом тоже попала мина, и мы обитали в подвале Дома учителя. Тут же с нами был Семен Аркадьевич Цинципер, композитор. Однажды вдруг среди развалин раздалась музыка. Это Семен Аркадьевич пробрался к роялю и играл с такой тоской, с таким чувством, что трудно описать.

16 июня 1942 года мы с дочерью эвакуировались из города. на большую землю. С вечера подошла грузовая машина: — Собирайтесь. Точно сердце разорвалось пополам. Сели с дочерью в автомашину, пригласили поехать Семена Аркадьевича, но он отказался. После узнала, что его убили...

Из огня вывезем!

На угольной пристани, куда нас привезли, было темно, люди и раненые бойцы, которых вывозили из Севастополя. Над нами летали самолеты и работали прожектора, мы не смели даже разговаривать. Вдруг слышим, подошел транспорт— крейсер «Молотов». Там служил Бодричук, один из тех моряков, кто у нас жил. Попросила передать, что я, Наумова, нахожусь на пристани. Он примчался моментально. Дочь Дина бросилась ему на шею: Дядя Федя, ведь правда, что вы нас спасете? Он обнял ее: — Мы из огня вас вывезем. Он взял нас на корабль, нашел место. Я потеряла сознание, а очнулась уже в море. Он дал нам дал чашки, ложки, продукты, у нас ничего не было. Вышли на палубу и не верится , что нет канонады.

По морю прошли очень удачно, правда, долго: крейсер часто менял курс, чтобы враг не нашел. 17 июня 1942 прибыли в Новороссийск. Там я встретила Степанченко, который возвращался в Севастополь на подпольную работу, но там был расстрелян. Мы с доченью эвакуировались дальше: Армавир, Махачкала, Красноводск, Ташкент, Ижевск...

В Севастополь вернулась ровно через 2 года. 16 июня 1944 а выехала по телеграмме. Всех участников обороны Севастополя вытребовали на свои рабочие места. Город был разрушен окончательно, уцелели только 5 домов. Нас с дочерью приютила Паша Ткаченко, работница типографии. Позднее дали комнату без двух стен 2 стен, но как-то жили.
День Победы встретили в Севастополе. 9 мая в 6 утра раздался стук в дверь. Открываю — знакомый бухгалтер-старичок ликующе кричит: «Победа!» На радостях плакала, целовала, обливала его слезами.

Все выскочили на улицу, ликовали, чтили память погибших. У меня вона унесла двух братьев: : Сергин Яякова и Дмитрия Сергиных, погибли на Ленинградском фронте. Не вернулся из похода Андрей Наумов, умер муж Николай Наумов. Пошла к нему на могилу, а вместо нее — воронка. Только память сердца осталась.