Продолжение материала о свадебных традициях наших предков. Первая часть здесь.

Найдя себе пару на беседе, молодежь не спешила с заключением брака – иногда в таком состоянии парень с девушкой могли пребывать несколько лет, пока родители не решались засылать сватов. Для Севера в начале ХХ века было обычно, что девушка выйдет замуж в 24-25, а парень в 28-30 лет. Почему, например,  родители невесты могли оттягивать свадьбу? Копили приданое или жалели расставаться с работницей-помощницей? 

Хорошо помню, как бабушка, всю жизнь прожившая в деревне, рассказывала, что родители не хотели выдавать ее замуж, даже несмотря на то, что она была старшая в семье и после нее своей очереди дожидались еще три сестры. Причина была простая – слишком хорошая работница. В деревне главный фактор, руководивший заключением браков, назывался именно так – «рабочие руки». Если в семье возникала необходимость в еще одной работнице, то родители парня собирались свататься, и не важно, готов сын или нет к семейной жизни.

Сватались вечером, стараясь не привлекать внимания соседей, чтобы в случае отказа не выглядеть смешно.

Именно поэтому не сватались к более богатым, соизмеряя уровень своего достатка и состоятельность предполагаемых будущих родственников. Но, что интересно, красивая девушка из бедной семьи всегда могла ждать сватов от зажиточных крестьян – те могли себе позволить оценить женскую красоту и простить недостаточное приданое или его отсутствие.

В зависимости от уровня своеволия избалованной дочери или деспотичности родителей исход сватовства мог быть разным: девица могла покориться воле отца-матери, если те считали, что сватается подходящая семья, а могла наотрез отказать, и не один раз.

Среди девушек считалось, что первые два отказа сватам даже повышают «лемби», «славу», а вот после третьего есть риск, что о девушке пойдет дурная слава. Впрочем, сколько людей, столько и судеб: одна девушка семь раз отказывала настойчивому парню, но в итоге вышла за него, видимо, взял измором.

В Поморье была не редкостью практика принудительных браков – отец мог возить свою дочь на санках по селу и предлагать в жены… 

Но вот родители ударили по рукам, предварительно обернув их полами кафтанов, и обменялись залогами (деньгами, одеждой) в знак того, что о свадьбе договорились. Это не значило, что свадьба непременно состоится, ее еще можно было расстроить, и в таком случае залог оставался у пострадавшей стороны.

С этого момента жизнь девушки менялась: она с подружками заканчивала подготовку приданого, устраивала девичник, ждала жениха в гости с пряниками и конфетами, но самое главное – начинала оплакивать себя. Слезы лились рекой. Период до того момента, когда жених ее увезет из дома под венец, так и назывался «слезливый». 

Плачей, которыми невеста прощалась с родней, были десятки, и сама девушка, конечно, все их знать не могла. Даже несмотря на то, что любая деревенская девчонка с малолетства крутилась под ногами у всех свадеб, что играли в деревне, и, в принципе, эти протяжные, пронзительные «вопы» слышала.

Многие девочки, играя в куклы, пытались воспроизводить свадебные песни, и тем, у кого хорошо получалось, была прямая дорога в подголосницы – хор, помогавший вопленицам исполнять свой репертуар на свадьбах.

Именно такую плачею приглашали в дом невесты, когда там побывали сваты и было получено согласие на заключение брака. Невеста, посещая родных, плакала слезами, а рядом с ней в голос плакала-пела причитальщица, оплакивая невесту.

Почему же плакали? В сознании самой девушки и односельчан плач по невесте был не просто прощанием с девичьей волей, беззаботным и действительно вольным временем, а был плачем о кончине девицы, ее метафизической смерти, которая предваряла появление замужней женщины. Если бы мы с вами услышали те песни, которыми оплакивали невесту, то ни у кого не осталось бы сомнений – здесь точно кого-то хоронят… 

В текстах песен невесту сравнивают с лебедушкой, утицей, а ее дом с родным гнездом. Жених же выступал в роли охотника, подстрелившего вольную птицу. В старые времена невесты взмахивали длинными рукавами рубах (чем не крылья!), падали на колени, разбивали локти, еще больше всем видом уподобляясь подстреленной птице…

С плачем провожали невесту в специально для нее истопленную баню, откуда ее вели под руки, а сама она песнями жаловалась на полное обессиление. Невестина баня была важным магическим моментом в свадьбе – она помогала отлучить девушку от ее рода, чтобы стал возможен переход в новый род, под крышу мужа. Что и говорить, наши прадеды мыслили иными категориями, в которых магия играла огромное значение. 

На следующий день в дом невесты приезжал свадебный поезд – вереница повозок, которые возглавляли дружки жениха. Невеста прощалась с домом и родными, ей меняли девичий головной убор на бабий, и с этого момента она считалась замужней женщиной. К жениху и гостям ее выводили под фатой, то есть накрытую шелковым большим платком, и почти всю оставшуюся свадьбу она под ним и находилась.

Как вы догадываетесь, не самые щепетильные родители могли при желании и подменить одну дочь, к которой сватались, другой, засидевшейся в девках по какой-то причине.

Из родительского дома ехали в церковь венчаться, а оттуда в дом жениха. Впрочем, венчание для свадьбы было далеко не всегда обязательным в Карелии: на юге, где священников и церквей было много, оно было обязательным, а вот чем севернее, тем чаще встречались пары, прожившие не один год невенчанными. Бывало, что батюшка, с трудом добравшийся до далекого села, венчал вполне зрелых супругов, а заодно крестил и их детей. Да и не будем забывать, что в Карелии было много старообрядцев, которые вообще игнорировали официальную церковь и всю жизнь могли прожить «безбрачно». 

Но мы умолчали об одном персонаже, без которого ни одна свадьба не могла состояться вообще. Нет, это не тамада, не угадали! А кто – в заключительной части. 

Фото из фондов Национального музея Карелии.