Байконур в натуре. Как петрозаводчане запускали в космос Леонова

В День космонавтики "Петрозаводск говорит" сходил в гости к Нонне и Леониду Безбородовым. В следующем году семейная пара отметит 50-летие свадьбы, а познакомились они в столице космических полетов нашей страны - на Байконуре. Леонид Кузьмич служил инженером, а Нонна Павловна работала в столовой, в которой ели все покорители космоса: от Леонова до Гречки. На их время выпал один из важнейших эпизодов истории освоения космоса - международный полет в рамках программы "Союз-Аполлон".

Кроме воспоминаний о своей работе у Безбородовых хранится редкий архив фотографий, на которых запечатлена жизнь Байконура. Снимать военный объект разрешали далеко не всем, а уж за распространение фотографий можно было и под суд попасть. На Байконуре фотографий не было даже у командующего состава, а Леонид Кузьмич последние полтора года работал фотографом космического городка. До этого почти 10 лет он пробыл на посту инженера первой ступени ракетоносителя "Союз".

В свой профессиональный праздник он вместе с супругой рассказал о жизни города в Казахстане, откуда человечество начало покорять космические пространства. 

Про работу на Байконуре

На Байконур я прибыл в 1966 году, когда меня призвали в армию. Ехал я туда уже со специальностью - был монтажником-наладчиком промышленного оборудования. Поэтому меня сразу направили на строительство нового хлебозавода, где нужно было установить новую технику немецкого и датского производства. Завод запустили, а мне захотелось продолжить свою работу по профессии, и я остался на сверхурочные.

Все говорят  - Байконур, Байконур, но там находилось очень много площадок, а жили мы в городе Ленинске, он же сейчас Байконур, он же ранее Звездоград. От него до МИКа (монтажно-испытательный комплекс), где происходила вся работа по подготовке ракет, было где-то 43 километра. Электрички не ходили, поэтому нас доставляли на службу тепловозы или автобусы.

А вот мою супругу в 17-ю столовую, в которой кормили космонавтов, на работу возила «чайка». Ничего удивительного! Ее-то возили к космонавтам, а меня – к железкам.

Сперва я работал в компрессорной, а потом мне предложили должность инженера отделения на первой ступени, хотя инженерного образования у меня не было. Кроме того, долгое время я оставался единственным, кто мог обслуживать перезажигательное устройство. С «двигателистами», как нас называли, был большой дефицит.

Про ракеты

Если честно, я не считал, сколько ракет отправил в космос. Это была повседневная работа. Ракеты нам привозили в специальных вагонах из Куйбышева (Самары), а собирали и опрессовывали мы их в МИКе, после чего транспортировали "машины" к месту запуска. Как только обслуживание завершалось, наступал так называемый отстой: сутки ракета должна была простоять под присмотром караула, состоящего исключительно из офицерского состава. Мы же в этот день получали выходной и обязательно ходили на митинг.

Кстати, знаете, почему ракета всегда белого цвета? За два часа до старта ее заправляют, отчего она и белеет. Заправляют ее кислородом при -180 градусах, жидким азотом такой же температуры, керосином и перекисью. Для головной части же используют другое топливо.

Про точность и ответственность

В МИКе все фиксировалось по времени: когда пришел, когда начал работать. За любую проделанную операцию нужно было расписываться. Работать нас обязывали в стерильных условиях. Например, в дни подготовки к запуску необходимо было помыть свою часть ракеты спиртом. На мою половину я получал 343 килограмма технической 98-градусной жидкости. Это делалось для того, чтобы ни на одну деталь не попали пыль или влага. Эти процедуры проводились до и после запуска.

Существовали запреты, которые необходимо было соблюдать ради своего собственного благополучия. Например, после работы с заправленной ракетой в течение 30 минут нельзя закурить. Ты пропитываешься кислородом и от одной искорки можешь вспыхнуть как факел.

К каждому запуску мы сдавали экзамен на допуск. Если получишь четверочку, то тебя не отстранят, но до следующей сдачи работать будешь только стажером. Проверяла нас специальная комиссия из управленцев, военных представителей из Москвы и представителей завода, где производили «машины» (так мы называли ракеты).

Про запуск

У каждого расчета было свое время, когда он уезжал с площадки. На рукавах мы носили повязки разных цветов, которые символизировали в том числе порядок эвакуации. У меня была повязка красного цвета, то есть эвакуировали нашу группу последней и оставляли в бункере. Долгое время я видел сам запуск только на экране телевизора.

Но мне довелось увидеть запуск ракеты так близко, как удавалось только еще одному человеку - фотографу ТАСС Альберту Пушкареву. Командование, гости, журналисты всегда наблюдают за пуском со специальной площадки, расположенной в трех километрах от места пуска. А я, вы не поверите, снимал этот процесс на расстоянии 250-300 метров! Конечно, это очень опасно и повлияло на мое зрение.

Первый свой снимок в такой близости от ракеты у меня не вышел – снял только один "хвост" в небе. Все потому, что меня сильно придавило к земле! Вы, наверное, слышали сказку, как два великана боролись по колено в земле? Так вот, в момент старта ракеты рядом испытываешь на себе такое давление, будто входишь по шею в могилу. Тогда я еще забыл, что при старте нужно открыть рот, иначе просто глохнешь. Но все это стоит перетерпеть, чтобы увидеть своими глазами запуск. Второй раз я уже снимал этот процесс с колена. А вот за испорченный снимок получил нагоняй от замполитотдела.

Этого снимка, к сожалению, у меня нет. 

Про «Союз-Аполлон»

Раньше нельзя было говорить, что ты служил на Байконуре. Все было засекречено. Здесь работали только военные, мы ходили в форме, а утро всегда начиналось с построения на плацу.

Когда на Байконур приехали иностранцы, то все стало несколько по-другому.

Задача ставилась скрыть от американцев, что здесь находится военная часть (хотя они наверняка были в курсе). Нам выдали талоны на покупку гражданской одежды. Называть друг друга мы теперь должны были не по званию, а по имени отчеству. Перестроиться было нелегко, все-таки военные есть военные.

Лишнего тоже просили не говорить, тем более в эфире во время старта. Когда спутник-шпион шел мимо нас, то произносился шифр и необходимо было прекращать разговоры.

Когда готовился этот проект, за год до старта, в 1974 году, к нам приехала комиссия, которая провела тщательную проверку сотрудников. Возникли вопросы, почему я работаю на такой должности без инженерного образования и почему я не член партии. Было решено срочно принять меня в ряды коммунистов. Вы не поверите, но меня приняли туда прямо в курилке - задали несколько вопросов, а времени перед стартом больше ни на что и не оставалось. Как будто у меня после этого ума прибавилось!

Кстати, в рамках этой международной программы мы готовили две ракеты. Два старта готовились параллельно, чтобы не один, так другой сработал. За «Союз-Аполлон» я получил премию в 500 рублей и грамоту ЦК ВЛКСМ. Тогда это многое значило.

Про неудачи и ошибки

У нас была традиция: когда уходили со своего объекта перед пуском, то стучали по корпусу со словами «Ну, родненькая, не подведи!». Но, конечно, неудачные старты тоже случались. За проваленный запуск могли арестовать – вдруг диверсия! Сам однажды был под арестом. Во время непилотируемого старта третья ступень сорвала «юбку», и ракета не пошла. Естественно, сразу начались тотальные проверки: изучали все бортжурналы, испытания, параметры. КГБ работал великолепно.  Как только выяснилось, что с первой ступенью не было никаких проблем, нас сразу же отпустили. Потом выяснилось, что ошибка была заводской.

Про «Время первых»

Фильм про Леонова и Беляева мы еще не успели посмотреть, но обязательно это сделаем. Надо сказать, что в таких картинах часто все рассказывают не так, как было на самом деле. Лично я не могу сказать, что сильно ощущал на себе гонку с американцами. Вспоминается только такой случай.

Сразу после удачной операции «Союз-Аполлон» в Архангельске не пошла ракета, а у нас стоял запасной уже опрессованный носитель. Тогда я получил первое взыскание по партийной линии, даже не успев подержать в руках партийную книжку. Дело в том, что если ты выходишь за границы городка, то необходимо об этом оповещать. А мы после удачного запуска решили пойти с товарищами на рыбалку: как раз получили отгулы и поехали на карпиков. А тут в Плесецке не пошла ракета. Если по двигателю  меня еще могли подстраховать, то по перезажиганию замены не было. Я, конечно, успел приехать к пуску и выполнил всю работу, но за мной трижды присылали к дому автобус. За это получил выговор, но без занесения.

Про космонавтов

Нонна Безбородова: Космонавты на Байконуре жили и работали на 17-й площадке. Никакими звездами они не были, вели себя как нормальные люди. Конечно, были среди них строгие, например командир отряда космонавтов Николай Каманин. Я не раз плакала от его замечаний.

Скажем, привезут творог, а на улице жара страшная стоит. Появится после творога у Беляева [Павел Беляев - летчик-космонавт №10, командир корабля "Восход-2", во время полета которого человек впервые вышел в открытый космос. - Прим. ред.] изжога, Каманин придет и строго спросит: «Что это за творог у вас?». Требовательный был. Нас ведь тоже проверяли ежедневно, чтобы ничего не болело, ничего не было порезано. Все строго соблюдалось.

Дома, где жили Гагарин, Королев, были очень скромные, деревянные. Леонов, Гречко, Береговой были абсолютно нормальными в общении, правда, нам с ними особенно не разрешалось говорить. Разве что пригласят нас остаться вечером посмотреть кино.

Береговой был очень хороший дядька. После полета космонавты несколько дней были на карантине и не могли есть нормальную еду. Он придет к нам и скажет: «Девочки, корочку хлеба дайте понюхать! – "Но вам нельзя! Нам запрещено!" – "Да я только понюхать!». Понюхает и уйдет.