В Петрозаводском городском суде продолжается рассмотрение известного дела Собинского и Патенко – бывших министров сельского хозяйства Карелии.

Я наблюдаю за этим делом и пишу о нем уже больше десяти лет. Сочувствую своим читателям и представляю, как им это уже надоело. Но чуть не каждое судебное заседание по нему преподносит такие сюрпризы, что только диву даешься. Я уже писал, что, по-моему, это уголовное дело стало позором всей правоохранительной системы Карелии. Думаю, когда-нибудь оно войдет в учебники, по которым студенты-юристы станут изучать, как не должно работать следствие, как не должна действовать прокуратура, каким не должен быть суд.

Это дело, по которому судьи Петрозаводского суда уже дважды выносили обвинительные приговоры. Дважды коллегия Верховного суда Карелии рассматривала жалобы на приговоры  и оставляла их в силе. И дважды Верховный суд России признавал приговоры незаконными и отменял их. А подсудимые уже давно полностью отбыли наказание, назначенное им неправосудным судом по незаконному приговору. Сейчас их судят в третий раз за то же самое.

Это дело, вещественные доказательства по которому… «утрачены». А это – не иголка, это несколько тележек, доверху груженных документами. Где они утрачены? Кем утрачены? Никто не знает. Ответственности за это никто не понес. Доказательств нет – суд идет. Потешно смотреть, как в суде обозревается пустой конверт, перечисляются документы, которые когда-то находились в этом конверте. Эти документы, по версии следствия, должны доказывать вину подсудимых. Но документов нет, и где они, неизвестно. А конверт в деле.

Это дело, по которому свидетели обвинения не только не подтвердили обвинение, а, наоборот, свидетельствовали в пользу подсудимых. Люди заявляли, что никогда не давали показаний, которые предъявлены им в суде, не могли узнать свои подписи под материалами следствия, говорили о фальсификациях. А один свидетель обвинения просто назвал обвинение «бредом». Свидетелей нет – суд идет…

Это дело ведет судья, который в свое время принимал участие в корректировке прошлого приговора, позднее признанного незаконным. В таких обстоятельствах закон запрещает этому судье рассматривать дело. Но суд идет.

Нет вещдоков, нет свидетелей, нет ущерба, нет потерпевших – много такого, чего в этом деле не было и нет. Казалось, за десять лет в нем всплыло столько казусов и нарушений, что трудно даже представить, что выкопается что-то новенькое. Да вот выкопалось.

На протяжении нескольких лет подсудимые просили предъявить им постановление о возбуждении того уголовного дела, по которому их судят. Суды всегда игнорировали это требование. Но в российском законодательстве произошли изменения, которые однозначно трактуют ситуацию в пользу подсудимых: постановление должно быть им предъявлено. Волей-неволей суд вынужден был озаботиться их требованием. И тут выяснилось, что по одной из статей обвинения постановления о возбуждении уголовного дела… в деле нет! Запросили следственные органы, провели проверку. Выяснилось, что постановления нет по одной простой причине: уголовное дело по этой статье в отношении Собинского и Патенко ни одним следственным органом никогда не возбуждалось!

Еще раз – для лучшего усвоения. Люди одиннадцать лет находятся под следствием и судом, дважды осуждены и отбыли наказание по уголовному делу, которое никогда и никем не было возбуждено. Это обстоятельство однозначно зафиксировано в протоколе судебного заседания. Это установленный судом факт, от которого нельзя просто отмахнуться.

Я разговариваю об этом с юристами. Все пожимают плечами и разводят руками: это юридический нонсенс. Такого не может быть, потому что не может быть никогда. Постановление о возбуждении дела – это, вообще говоря, первая страница любого уголовного дела, на которую нанизывается все остальное. Этот документ формализует право следователя вести следствие, определяет характер и содержание следственных действий. Он ложится в основу обвинительного заключения. Это важнейший процессуальный документ, так сказать, краеугольный камень любого следствия.

И если этого документа нет, то первый вопрос, который возникает: а что тогда, собственно, расследовали сотрудники МВД Карелии? Чем на протяжении нескольких лет занималась следственная бригада в составе 28 человек? За что они получали свои зарплаты, премии и звания, если у них даже возбужденного дела не было? Какова была легитимность предпринимаемых ими следственных действий – обысков, допросов, выемки документов?.. На каком основании, например, в свое время взвод милицейского спецназа с автоматами и в масках штурмовал дом Собинского – сигал через забор и вышибал двери? Если не было уголовного дела, то что это было такое – бандитский налет?..

Ну хорошо, допустим, следствие было кривое и пристрастное. Но прокурор, который получил материалы предварительного следствия и обвинительное заключение – он должен был хотя бы полюбопытствовать: а в рамках какого уголовного дела было проведено это следствие? По идее, прокурор должен был проанализировать качество следствия, оценить полноту собранных доказательств, правильность квалификации обвинений и их соответствие определенным статьям Уголовного кодекса. Он как это делал, мне интересно? Когда он подписывал обвинительное заключение и направлял дело в суд – у него ничего не зачесалось?..

А прокурор, который был назначен поддерживать обвинение в суде, – он не обязан был посмотреть постановление? Ну хотя бы, опять же, из чистого любопытства – чтоб убедиться, что все на месте. Не заметил?..

Судья, принимая дело к рассмотрению, не должен ли был в первую очередь ознакомиться с постановлением: что за дело и по каким статьям возбуждалось? Хоть один из трех судей Петрозаводского городского суда, рассматривавших дело, должен был заметить, что дела нет?.. А шестеро судей Верховного суда Карелии, которые коллегиально рассматривали жалобы? Тоже не заметили?..

Ну беда, правда. Какая-то эпидемия избирательной слепоты поразила всю правоохранительную систему Карелии.

Ладно. Не заметили. Затмение на всех нашло. Ошиблись. С кем не бывает. Но вот сейчас, когда все выяснилось, когда факт отсутствия уголовного дела установлен судом и отражен в протоколе, – что делать? Ведь что-то делать с этим надо. Может, я рассуждаю по-дилетантски, но, мне кажется, из этой ситуации у суда только два выхода. Либо надо сразу оправдать подсудимых ввиду отсутствия события преступления. Либо прекратить суд и вернуть дело прокурору для исправления «косяков». Но не происходит ни того, ни другого. Судья упорно продолжает судить. А прокуратура продолжает упорно поддерживать обвинение по несуществующему делу…

Я не знаю, что об этом уже думать. У меня есть две версии, с которыми вы можете соглашаться или не соглашаться. Первая: эта ситуация свидетельствует о полной профессиональной непригодности всех, кто имел и имеет отношение к этому делу, – следователей, прокуроров, судей. Вторая: все эти уважаемые люди, действуя заодно, злонамеренно, сознательно нарушая закон, выполняют чью-то установку: любой ценой, не считаясь ни с какими нравственными издержками, «закатать» Собинского и Патенко, что называется, по полной программе.

И в том, и в другом случае, мне кажется, пришла пора кому-то из московского начальства активно вмешаться в ситуацию в Карелии. Провести какой-то комплексный «разбор полетов» – как по линии следствия, так и по линии прокуратуры,  и по линии юстиции. А лучше – по всем линиям разом. Потому что ситуация в Карелии уже компрометирует и следствие, и прокуратуру, и юстицию. Компрометирует сами понятия справедливости и правосудия. И в этом свете дело Собинского и Патенко из казуса юридического становится – и обязательно станет! – казусом политическим.

Оно нам надо?..