Весной 2019 года в поселке Деревянное случился пожар. Сгорел двухквартирный дом, в котором проживали двое мужчин. Один из них – телеоператор Борис Касьянов – успел выскочить, получив ожог. Его сосед, муж дальней родственницы Андрей Екимов, находившийся в своей квартире, погиб. Но до сих пор родные Екимова не могут похоронить мужчину: оказывается, чтобы убедить государство в смерти человека, надо очень сильно постараться.

Пожар произошел 16 мая, дом сгорел почти дотла. С самого начала было понятно, что хозяин одной из квартир остался внутри. Однако пожарные сказали родным: вдруг он куда-то ушел, глядишь, скоро объявится… 17 мая, когда стало ясно, что Андрей Екимов бесследно исчез, специалисты вернулись на пожарище и нашли тело.

– Ну, это громко сказано – тело: остались только туловище и голова, сильно обгоревшие, – рассказывает Борис Касьянов, который присутствовал при этих поисках, несмотря на травму. Мужчина вспоминает детали, в которые не хочется верить.

– Приехал молодой человек – следователь. Осмотрел останки. Потом приехали дознаватели и девушка-криминалист, которая не захотела лезть на пепелище. Так полицейские вместе со следователем потащили труп на чистое место. Я сижу в машине, слышу голоса: «Ой, у него башка отвалилась…». Вытащили тело почему-то за ворота. В это время как раз моя мама приехала – и, выходя из машины, наткнулась на обгоревшее тело. У меня-то нервы крепкие, а вот у нее…

Потом возник вопрос перевозки тела в криминалистическую лабораторию. Выяснилось, что у них даже мешков нет, и я нашел для них старый баннер, в который они завернули труп и увезли.

Дальше возник вопрос: чье именно тело нашли на пепелище?

– Мы уверены и заявляли следователю, что погиб именно Андрей, – рассказывает жена погибшего Анна. – Никого другого не могло быть в доме в этот момент. У нас на улице много собак, в том числе  кавказские овчарки, английский мастиф, и никто посторонний войти не мог.

Анна объясняет: факт, что в огне погиб именно хозяин дома, подтверждается и тем, что после пожара он нигде не объявлялся и ни с кем не выходил на связь. В частности, Андрея искали бывшие коллеги – и разумеется, безрезультатно. Однако этих свидетельств для Следственного комитета оказалось недостаточно.

– Сразу после пожара мне сообщили, что в ближайшее время мне позвонят, чтобы опросить меня. Я человек в этих вопросах несведущий и  честно ждала звонка. Ждала долго, почти до конца мая, и сама начала искать: девятый день давно прошел, человек не похоронен… Позвонила в морг. Мне сказали: да, у нас лежит труп, из Деревянного, с такого-то адреса, но он значится как неопознанный и выдать мне для захоронения его не могут. Нужны документы из полиции, нужна справка о смерти. Стала звонить в полицию, оттуда направили в Следком.

Тогда я поехала в Следственный комитет. Нашла следователя. Тот сказал, что опознать визуально погибшего нельзя, наших свидетельств недостаточно, нужны документы из больницы, где мой муж лечил зубы, чтобы установить личность по зубам, – говорит Анна.

– Десять дней у них ушло на то, чтобы выяснить, что тело невозможно опознать. Простите, но я это при первом взгляде увидел, как только его откопали! Почему нельзя было сразу затребовать экспертизу?

– возмущается Борис Касьянов.

– Прошла еще неделя. Следователь сказал, что отправил запрос в больницу и ждет ответ почтой, – продолжает свой рассказ Анна Екимова. – Снова прошло время. Снова я ему звоню, и он говорит, что по зубам ничего установить не удалось из-за сильных повреждений, поэтому требуется генетическая экспертиза.

Образцы для генетического исследования можно было получить только от дочери, которая живет в другой стране. Они были доставлены в Петрозаводск в конце июня. 12 июля было вынесено постановление о назначении экспертизы.

– Мне никто ничего не сообщал, каждый раз инициатива шла от меня. Я написала в прокуратуру жалобу на волокиту. Лишь во второй половине сентября следователь вышел на связь и сообщил, что на экспертизу большая очередь, раньше октября ответа не будет, – говорит Анна Екимова.

Все это время «неопознанное» тело лежит в морге. Семья погибшего не может получить на него страховку: мужчина был созаемщиком по ипотеке. В негосударственном пенсионном фонде лежат накопления, которые также снять невозможно. Родственники не могут вступить в наследство – от Андрея остался дом в Ладва-Ветке. Все упирается в отсутствие  свидетельства о смерти, которое не дает Следком, потому что не уверен в личности погибшего.

– То есть, по их мнению, это может быть какой-то левый мужчина, который, несмотря на бегающих по двору собак, зашел в чужой дом и сгорел там! – мрачно шутит Борис Касьянов. – Они говорят, что для точного опознания необходима генетическая экспертиза. Но, учитывая, что дочь живет в другом государстве, они сами предложили вот такой вариант: пусть купит в аптеке ватную палочку, возьмет у себя образец слюны и перешлет по почте. По почте! Это точность такая?

– Мало того, что мы все потеряли, так еще и человека похоронить не можем, – продолжает Борис. – Не хватает времени? Не хватает сотрудников? Наймите людей, организуйте работу ведомства. Почему люди должны ждать месяцами справки о смерти? Когда фермера Шалак арестовывают, чтобы потом со скандалом отпустить, тут все оперативно работают, просто молниеносно. А в нашем случае они все очень сильно заняты…

К вопросу о занятости следователей. Я лично знаком с людьми, которые трудились в петрозаводском Следкоме, и знаю, что работают они много и в выходной день уйти всего в шесть вечера – за счастье.

Но что это меняет для граждан? Затягивание приема заявлений, возбуждения дел или их расследования случаются нередко – и даже в таких громких преступлениях, как дело «петрозаводского маньяка». Что уж говорить о таком «неприметном» пожаре и некриминальном трупе.

И это удивляет. Сегодня у государства силовые ведомства в приоритете: на их содержание и развитие тратятся миллиарды бюджетных средств – куда больше, чем, например, на образование, медицину или культуру.

Но почему это не ощутимо на уровне обычного человека, попавшего в свою житейскую беду?

Почему в нашем случае люди должны месяцами постоянно бегать, звонить, напоминать о своей «маленькой» проблеме и ждать, ждать, пока у мощного ведомства дойдут руки до обгоревшего тела, лежащего в морге в статусе неопознанного?

Может, надо что-то поправить в консерватории? Может, уволить тунеядцев? Может, добавить профессионалов, технологий, ресурсов, чтобы ватная палочка с самостоятельно взятой (!) ДНК не шла по почте?

Или все средства уходят только на разгон митингов?