Жителю Петрозаводска Михаилу Васильевичу Пашкову без малого 97 лет. Настоящий помор, выросший в селе Вирма, он и в свои 90 еще выходил один в море на рыбный промысел. Как участник войны награжден Орденом Красной Звезды и Орденом Отечественной войны II степени.

В небольшой трехкомнатной квартире Михаил Васильевич живет с женой Екатериной Федоровной (она на три года младше мужа) и дочерью Галиной. Мы проходим в гостиную, рассаживаемся вокруг застеленного скатертью стола. Я готовлюсь расспрашивать Михаила Васильевича о его жизни и военных годах, а Екатерина Федоровна с гордостью демонстрирует поздравления от Президента России, которые супруги получают ежегодно ко Дню Победы. Он — как ветеран войны, она — как труженица тыла. «С работы не поздравят, а Путин всегда», — говорит Екатерина Федоровна. 

— О чем будете спрашивать? — первым задает мне вопрос Михаил Васильевич.
Понимаю, что расспросить хочется об очень многом, ведь не шутка — человек был свидетелем почти ста лет истории нашей страны.

— Вы выросли на Белом море? Расскажите, как жили в то время поморы.

— Родился я в 1923 году в Беломорском районе в деревне Ендогуба на Сумозере. Мой отец воевал и в Первую, и во Вторую мировую — служил в армии и у белых, и у красных. Образование имел 4 класса — в те годы считалось, что это немало. Мама была неграмотная.

В молодости отец выучился портняжному делу и ездил со швейной машинкой по поморским деревням в поисках заказов. Понравилась ему деревня Вирма на берегу Белого моря, и в 1928 году он перевез туда семью — жену и двоих сыновей. Потом родились еще дети. Всего нас у отца было пятеро — четыре сына и дочь. Когда переселялись в Вирму, наш дед дал нам корову. Раньше скот был главным подспорьем, чтобы семье прокормиться.

— Где вас застала война?

— Я окончил семилетнюю школу в Сумпосаде, потом поступил в Петрозаводске в кооперативный техникум, где проучился три года. И вдруг война. Мы закончили учебу как раз к ее началу — 26 июня 1941 года. Десять парней из техникума призвали в армию. Уже 12 июля нас построили, посадили в поезд и отправили в Ижевск. Там нас определили в авиационную школу, учиться на летчиков. Месяц мы занимались теорией, потом начались полеты.

На 500 курсантов было 50 самолетов, на которых мы учились летать. Аэродром находился в 12 километрах от Ижевска, и мы каждый день ходили пешком с песнями до аэродрома и обратно.

Летали на самолетах ПО-2. Это были учебные самолеты, но когда началась война, боевых машин не хватало, и на них тоже стали воевать.

Михаил Васильевич уходит в другую комнату и возвращается с книгой «Я дрался на ПО-2» Артема Драбкина. Эту книгу ему привез из Москвы его сын. 

— Я уже несколько раз ее прочитал, — говорит Михаил Васильевич, — Могу и вам дать, очень интересно и правдиво все рассказано. 

— А на фронте в это время было сложное положение, — продолжает он свой рассказ, —  немцы подошли к Москве. Мы начали учиться в августе, а в октябре самолеты и инструкторов мобилизовали. Мы, курсанты, несколько месяцев жили в Ижевске, ничего не делали, нас только кормили. Питание было очень плохое. И так нас продержали до февраля 42-го года. Вдруг однажды ночью всех подняли по тревоге, погрузили в товарные вагоны и куда-то повезли.

Приехали мы в город Троицк. Туда эвакуировали из Ленинграда авиационно-техническое училище, которое готовило специалистов для авиации. Там нас выучили за год на механиков по обслуживанию самолетов.

Отправили всех по запасным полкам, из которых формировали боевые. Уже в апреле я был определен в полк, в котором и прослужил всю войну механиком на самолетах ПО-2.

В конце апреля нас перебросили под Москву в город Егорьевск. Там мы получили свою технику. В полку было 32 самолета (3 эскадрильи по 10 самолетов, один самолет командира полка и один — его заместителя), и служили 150 человек.

Опыта ни у кого не было, только образование — и у летчиков, и у механиков. Тут пришлось все изучать на практике — как летать, как бомбить (для этого были специальные учебные аэродромы под Москвой). 

Мы потренировались 6 месяцев, и нас отправили на Западный фронт. Прибыли в начале сентября, погода была плохая, осенняя. Летчики не имели опыта полетов в темное время, а летать надо было ночью. 

В первую ночь из пяти самолетов, которые отправили на задание, вернулись только два. Три самолета сразу угробили — летчики заблудились, прилететь на аэродром не смогли, где-то посадили самолеты и сами пришли пешком. На вторую ночь такая же паршивая погода — и снова отправляют три самолета. Вернулся только один, два опять потеряли. На третью ночь — погода никак не устанавливается — опять получено задание. Полетел командир полка и с ним еще два самолета. Вернулся только самолет командира полка. Остальные тоже где-то упали. Самолеты эти так и не вернули, они были разбиты, а летчики возвращались. Так мы потеряли за три дня семь самолетов.

Этих летчиков сразу отправили на завод, где они получили новые самолеты. Потом погода установилась и дела пошли лучше.

— Где еще вам довелось воевать?

— У меня в военном билете записаны все места, где служил наш полк — Калининский фронт, I Прибалтийский фронт, III Белорусский фронт. В конце войны мы взяли Кенигсберг (ныне —Калининград).

— В чем заключалась лично ваша задача?

— На войне мы в основном занимались бомбардировкой. На каждом самолете было шесть бомбодержателей. Нагрузку он брал только 300 кг. Если бомбы были по 100 кг, летел с тремя бомбами. Обычно были 50-килограммовые бомбы, их брали 6 штук — полный комплект.

Когда наступила зима и ночи стали длинные, летчики делали по 10 боевых вылетов за ночь. Задача механиков была обслуживать самолеты на земле, подвешивать бомбы, заряжать их. Подвешивать бомбы приходилось стоя на коленях, поскольку самолеты ПО-2 невысокие. 100-килограммовую бомбу брали два-три человека. Позже из документов о представлении к награде я узнал, что всего за войну поднял и подвесил к самолетам 260 тонн снарядов.

— В каких условиях вы жили на фронте?

— На каждом аэродроме был батальон аэродромного обслуживания (БАО), который обеспечивал летчиков и технических специалистов жильем. Тогда все деревни и города были разрушены, поэтому жили в землянках. Вот эти землянки для нас заранее готовили, делали печки, заготовляли дрова. В них мы до конца войны и жили.

Только когда вошли в Германию, там местные жители разбежались, оставили свои дома со всеми вещами. Нас в эти дома и поселили.

— Можете рассказать какой-нибудь эпизод из вашей службы, который особенно запомнился?

— В нашем полку служили люди разных национальностей — много было евреев, украинцев, татар. Был у нас один экипаж — летчик татарин, а штурман еврей. И летчик его научил на всякий случай управлять самолетом. Говорит: «Научись хотя бы как посадить самолет — вдруг меня убьют, так хоть сам останешься живой». И как предвидел — однажды полетели бомбить цель, и летчика сразу убили. Штурман принял управление, пошел на второй круг, сбросил бомбы, прилетел на свой аэродром и посадил самолет — только сломал при посадке винт. За этот вылет его наградили Орденом Красного Знамени.

— А с вами лично происходило на фронте что-то необычное?

— Если бы со мной произошло что-то из ряда вон выходящее, то живого меня бы не было — у нас все было связано с бомбами.

Часто мы бомбили немецкими снарядами. Когда освобождали немецкую территорию, находили много оставленных бомб. Наши снаряды были сделаны "по-русски" — все грязные, ржавые, а у немцев все были покрашены, и нам нравилось с ними работать.

— В каком звании вы воевали?

— Воевал в звании старшины, а теперь стал уже капитаном авиации по вооружению. После войны трижды проходил военные сборы, и каждый раз после этого присваивали новое звание.

— Где вы закончили войну?

— Под Кенигсбергом. Война-то закончилась, а группировка немцев еще осталась в Прибалтике. Нас отправили обратно в Латвию.

Там на аэродроме стоял самолет сына Сталина — Василия. Он был командиром полка истребителей. И нас на этот аэродром посадили. Истребители летали днем, а мы ночью.

После взятия Кенигсберга мы недолго уже воевали. Нас вернули в Германию, откуда потом и демобилизовали. Когда мы служили в Германии, нам выдавали вторую зарплату немецкими марками. А у меня дома осталась мать с младшими детьми. У нее был полный двор скота — овцы, коровы, куры. За счет эти животных мама и кормила моих братьев и сестру. Когда в начале войны местное население хотели эвакуировать из Вирмы, она отказалась — сказала, пусть лучше финны или немцы придут, но останемся здесь. А уедем в эвакуацию — так  все там умрем. Всю войну я посылал ей деньги.

— Кто еще из вашей семьи был на фронте?

— Воевали отец, я и брат Леонид, который был на два года меня младше — он был мал ростом, и его долго не брали в армию. Взяли только в конце войны и отправили на Дальний Восток. Все вернулись с фронта живыми. Брат умер пятидесятилетним — был любитель выпить. А отец дожил до 75 лет. Мама пережила его на 22 года, прожила 95 лет. Когда мы уже забрали ее в Петрозаводск, на лето она всегда уезжала на Белое море. Просто больна была этим морем. Говорила нам: «Зачем вы ездите на Черное море, наше Белое море — самое лучшее в мире». Из братьев сейчас остался только младший, Анатолий — ему 82 года.

— Как жили после окончания войны?

— Первым из армии демобилизовался папа, я вернулся в феврале 46-го года. Отец хотел, чтобы я стал лесником, поскольку сам всегда занимался охотой. После войны он работал на железной дороге путевым обходчиком. Сходит на работу в ночную смену — 8 километров по железной дороге в одну сторону и 8 — обратно. Придет с работы утром, позавтракает, и уходит на день в лес. Так что он круглые сутки работал. Говорил: «Ваша мама вырастила 15 коров, а я 15 медведей забил». Местное население в Вирме были в основном рыбаки, охотой редко кто занимался. Отец боялся ходить в море, и мама одна выходила на лодке с парусом — возила сено, рыбачила.

— А вы сами рыбачили?

— Я рыбачить стал, когда вышел на пенсию в 1983 году. Каждое лето уезжал в Вирму, там и жил. Приезжали туда и мои дети, и родственники — всем там нравилось. Я купил лодку с мотором и на ней все 30 лет рыбачил. Только в последние 6 лет перестал. А дом так и стоит в деревне, и лодка тоже. Сын и внучка меня иногда туда возят на машине — проведать могилы родителей.

 — Как получилось, что вы оказались в Петрозаводске?

— Лесником, как хотел отец, я так и не стал. Окончил до войны кооперативный техникум, а когда демобилизовался, написал в Карелпотребсоюз, предложил свои услуги для работы. Меня пригласили на переговоры. Я просил отправить меня куда-нибудь в район — думал завести хозяйство. А мне ответили: «Нет, у нас центральный штат не укомплектован, всю войну работали одни женщины, теперь надо мужчинами укомплектовать».

И вот, меня оформили в 1946 году на работу в Карелпотребсоюз товароведом, и я в Петрозаводске до пенсии проработал в этой организации 39 лет. Там и нашел себе жену, с ней вместе работали. С Катей уже 71-й год живем безо всяких скандалов, вырастили дочь и сына.

Михаил Васильевич надевает парадный пиджак с орденами и медалями и садится рядом с женой фотографироваться. Прямая спина, гордый взгляд, плотно сжатые губы — во всем виден несгибаемый дух помора, над которым время не имеет власти.