06 февраля 2012, 15:03

В городе, основанном поэтом

«ТВР-Панорама» продолжает путешествовать «по следам царского фотографа» Прокудина-Горского.

После станции Шуерецкая поезд с путейскими чиновниками и фотографом Прокудиным-Горским «причалил» к станции Кемь. В конце XIX века один из русских путешественников так сказал об этом селении: «Кемь считается центром промышленной деятельности всего Поморского края, тем не менее это — бедный уездный городок, который, впрочем, ожидает, по всей вероятности, более блестящая будущность с проведением сюда железной дороги, с одной стороны от Санкт-Петербурга, а с другой — от Мурмана». И он не ошибся. Хотя славу Кеми принесла не только железная дорога.


Соль, рыба и жемчуг от реки и моря

Во-первых, этот северный город гордится своей историей. Еще бы — ведь его по приказу императрицы открыл самый знаменитый российский поэт своего времени, тогдашний олонецкий губернатор Гаврила Державин. Случилось это летом 1785 года, поэтому недавно Кемь отпраздновала свое 225-летие.
Во-вторых, это небольшое селение стоит на полноводной могучей реке (с финского Кемь так и переводится — большая река. Поэтому в недавней телепередаче режиссер Сергей Соловьев, родившийся в Кеми, «объяснил» имя своей малой родины императорским указами Екатерины Второй: сослать, мол, такого-то имярек на север, к е.м.
Подобные легенды приписывают авторство упомянутой аббревиатуры Петру I, Ивану Грозному и т.д.). По причине буйного нрава Большой реки подойти к городу со стороны моря было почти невозможно — путь гребцам преграждал сердитый и шумный порог. Это сейчас он сильно присмирел, потому что часть кемской воды уже несколько десятков лет «работает» на четырех больших электростанциях выше по течению от Кеми. Одна из них, Кривопорожская, — самая мощная в Карелии.
Но в старину кемляне ничуть не обижались на своенравную реку. Ее вода отличалась чистотой, потому что мхи окрестных болот — хорошие природные фильтры. Это свойство кемской воды давно оценила рыба. Осенью на кипящих порогах местные жители с успехом ловили лососей, которые большими стадами поднимались от моря к верховьям реки.
Кроме истинно поморских занятий – промысловых да мореходных – было у кемлян еще одно важное и нужное дело. В те времена обыкновенная соль была едва ли не главной драгоценностью. Её приходилось выпаривать из морской воды на больших железных сковородках, затрачивая огромное количество дров. Жители Кеми с прибылью торговали этим продуктом по всему северо-западу России.
О главном промысле кемлян рассказывает городской герб. Он изображает жемчужный венок на голубом поле. Именно жемчуг из рек Керети, Кеми и Куземки очень хвалили специалисты, считали его образцом пресноводного русского жемчуга «по цвету, блеску и форме». Не зря за Кемскую волость с Россией долго соперничала соседняя Швеция (помните фильм «Иван Васильевич меняет профессию»?)


Панорама города. 1916 г.

Не Онда, а Кемь
Прокудину-Горскому река Кемь сначала не показалась чем-то особенным. Во всяком случае не Большой рекой. Железнодорожный мост на подъезде к станции он все же сфотографировал, даже дважды, но подписал снимок неправильно, как мост через р. Онду. Причем географически привязал его к станции Сорока.
Эту ошибку разглядели не сразу, но все-таки при обсуждении на сайте www.temples.ru/forum/viewforum.php  порядок с подписями к кемским сюжетам был наведен. Некоторые из участников обсуждения удивил тот факт, что фотограф совершенно не заинтересовался главной архитектурной достопримечательностью Кеми – трехшатровым Успенским собором. Да, Сергей Михайлович с высокой каменной горушки дважды сфотографировал панораму города, сделав акцент на каменном Благовещенском соборе и захватив в кадр церковь Зосимы и Савватия. А почему бы второй снимок не сделать с Успенской?
Было высказано предположение, что Успенский храм к тому времени пришел в ветхое состояние, что и стало основной причиной игнорирования одного из лучших образцов северного зодчества. Однако на фотографиях 1918 – 19 годов, сделанных английскими интервентами, никаких признаков разрушения или даже отклонения оси шатров от вертикали (первое, что происходит с высотными рублеными конструкциями) не замечено.


Мост через реку Кемь. 1916 г.

Памятники старины
Скорее всего, дело не в состоянии Успенской церкви, а в эстетических пристрастиях самого автора снимков. Нашим современникам после титанических просветительских усилий художников, искусствоведов и историков народного зодчества гораздо проще отличать талантливо задуманное и воплощенное культовое здание от рядового, стереотипного сооружения. Мы знакомы со взглядами художников и архитекторов-деревянщиков Владимира Даля, Ивана Билибина, Игоря Грабаря, А.В. Ополовникова и В.П. Орфинского.
К сожалению, С.М. Прокудин-Горский, как и многие представители технической интеллигенции того времени, немного иначе смотрел на церковную архитектуру. Не знаю, насколько глубоко верующим был фотомастер, но его почтительно-благоговейное отношение к ухоженным, нарядным храмам очевидно.
Также очевидно, что его взгляд на древние часовни и церкви был несколько однобоким. Он рассматривал их преимущественно как «памятники старины» (был в 1913 г. брошен призыв к сбору предметов и памятников старины к 300-летию Дома Романовых). Этим и можно объяснить, например, особое внимание Прокудина-Горского к довольно неуклюжей и безвкусно поновленной церкви в селе Лижма.
Фотограф дважды снял это неказистое сооружение. Видимо, только потому, что ему указали на нее как на самую древнюю церковь села. Такие раритеты он снимал уже не раз. Но только в единичных случаях это были действительно настоящие шедевры: деревянная Анхимовская церковь под Вытегрой, храм в Пидьме, небольшая рубленая часовня на реке Суне (близ Кивача?), построенная в лучших традициях народного зодчества. И то, обратите внимание, мастеру важно было именно то, что она «времен Петра I». Поэтому ни Успенские церкви в Кеми и Кондопоге, ни великолепный тройник в селе Шуя (Онежская) его не заинтересовали.
Но… история, как известно, не терпит сослагательного наклонения. Что снято, то и свято. Едем дальше…