Мне нравится зима. Первый снег — словно первый свет. Осенняя темень, пасмурность, гнетущая — и вдруг всё освещается словно само собой. Как в благословенные белые ночи летом.

Отец Александр Мень даже связывал особое духовное устроение северян с тем, что им знакомы белые ночи, когда предметы и весь мир словно светятся своим светом, не отраженным. Так легче понять слово о Свете, который светит и который не объять тьме. Зимой всё светится снегом, и горько, когда в последние зимы снега было недостаточно.

Но еще больше зиму я люблю за то, что она словно возвращает смысл и простое, очень практическое и разумное наполнение необходимым вещам. Зимой больше ценишь и бережешь тепло. Научишься надежно, истово застегивать куртку, прикрывать дверь — отсюда недалеко и до понимания того, что тепло нужно беречь даже тогда, когда речь — о тепле душевном.

Зима — это дом. Подчас почти заброшенный в хознуждах летом, когда почаще хочется бывать на зеленом газоне дачи. А руки не до всего доходят. Лето — апофеоз торопливости и жадного жизнелюбия, зима — напротив, требует основательности, неспешности.

Зима смеется над выкрутасами юношеских самоутверждений: шапка, оказывается, не просто вещь, которую навязывают утомительные стариканы, а вполне себе полезная вещь. Если, конечно, полезной вещью считаешь всю голову, а не только свое безукоризненно красивое юное лицо и модную стрижку.

Зима окончательно удаляет с улиц обувь казарм, зон и неблагополучных выселок — шлепанцы. Только за одно это ей можно говорить спасибо.

Зима заставляет думать о практичном. Сапожки не должны промокать. Шарф должен укутывать шею, а не свидетельствовать о том, на какой странице модного журнала искать подобную расцветку. Масяня очень мудро говорила о том, что в наших краях у людей должен быть «инстинкт валенок». Что-то подобное говорил и прижимистый скопидом Матроскин, отправляемый незаслуженно в «фигвам».

Зима знает какую-то хорошую правду. И ты можешь перечить ей, выкобениваясь, пытаясь одеться не по сезону или стремясь продемонстрировать моржеватость. У нее есть надежные, проверенные тысячелетиями средства вернуть разум тем, кто отложил его в летние расслабляющие дни.

Что-то подобное (только о смене дня и ночи) мудро утверждал Томас Манн в «Иосифе и его братьях»: «Ночь знает правду, и ей наплевать на бойкие предрассудки дня». Зима тоже знает правду и ей тоже — наплевать на демарши выпендривающихся.

И как хорошо зимним вечером взять и пересмотреть «Несколько дней из жизни И.И.Обломова». Неторопливо. Всматриваясь, вслушиваясь в это повествование.

«- Вот какие летом дни длинные. Зимой об эту пору ночь совсем. Нынче на святки в пять часов уже темно.
— Это на святки Мария Петровна вздумала с гор кататься?
— На святки. По-моему, на святки.
— Это тогда Лука Савич себе лоб расшиб.
— Ну-ка, Лука Савич, расскажи, как это ты…
— Чего рассказывать? Это Алексей Наумович выдумал.
— А лобик, лобик здесь! Вот шрамик-то! Что вы смеетесь?
— Это Васька салазки старые подсунул. Они развалились, я и того…
… — Уснул мой маленький. Ну, пойдем. Пойдем, мой хороший, я тебя уложу. Вот так, мой хороший. Пойдем. Пойдем, мой золотой, я тебя уложу в постельку.
— Давайте, барыня, я.
— Не надо.
— Барыня, давайте я.
— Я сама уложу. Мой мальчик, мой дорогой. Моя радость, пойдем, я тебя уложу. Вот так, мой хороший, я тебя укрою. Давай сюда ручку, вот так.
— Ты не уходи.
— Я не уйду, я с тобой.
— Зима еще будет?
— Будет…»

Николай Габалов, «Начирикано» в Фейсбуке