«Кумиры юности». Товарищ Ремарка

Светлана Карелина – детский доктор. Жители Петрозаводска, имеющие детей, знают ее в лицо, поскольку она — детский доктор службы «Скорой помощи». Человеком, который оказал на нее сильное влияние в юности, был писатель Эрих-Мария Ремарк.

— Я жила в семье с великим культом дружбы. Друг, дружба – эти понятия были совершенно незыблемыми. С изумлением потом, во взрослой жизни, столкнулась с тем, что у человека может вообще не быть друзей. Я знаю пару, которая на свадьбу не могла найти свидетеля, потому что у жениха не было ни одного друга. И таких людей много. Получается, что институт дружбы – не обязательный институт для людей. Так же, как и любовь.

— Наши родители жили бедно, нигде не были. За что им было держаться? Только за человеческие отношения. Я разговаривала однажды с одним человеком об этом. Он объяснил феномен дружбы неожиданным образом. Сказал, что после войны в стране был всплеск рождаемости, и все дворы были забиты ребятней. А в компаниях нужно было утверждаться как-то. Вот тогда и появлялись друзья, совместно с которыми было проще это делать. А потом все выросли, и многие пошли в туризм, стали определять товарищей по формуле: «пойдешь с ним в разведку или нет?» Какая разведка в мирное время! Но что бы на них потом не сваливалось, они друг другу всегда помогали. Такой был особый клан. Я тоже ходила в один поход по Тянь-Шаню, и те люди остались мне близкими лет на 30. Хотя меня туризм как-то не особо привлекал.

— В юности я никогда не мечтала о будуарах и розовых пеньюарах. Обязательно должны быть строгий берет, плащ, большой свитер и какая-то идея служить хорошему делу. Еще мне хотелось таких отношений, которыми были проникнуты 60-е годы. Хемингуэй, Ремарк, «Застава Ильича» Хуциева, — все это было проникнуто такими скупыми, честными и прямыми отношениями. И отношения «скупых» мужиков с женщинами были потрясающими. В юности, начитавшись Ремарка, мне бы хотелось жить именно так.

— Ремарка я как раз читала в последние месяцы окончания школы. Я проглотила тогда «Триумфальную арку» и меня перевернул образ доктора Равика. Это был 1985 год, как раз тогда праздновали 40-летие Победы. Такое фанфаронство всюду было! Мы с одноклассницей, помню, пошли навещать одного из ветеранов войны. Пришли к нему и давай спрашивать: «А сколько у вас медалей?» Он нас посадил и говорит: «Эх вы, ничего вы про эту войну не знаете и никогда не узнаете. Больше всего на свете нам хотелось жить!» И рассказывает историю про то, как в Германии уже командование предложило бойцам обезвредить какое-то немецкое укрепление. Кто вызовется, тому сразу звание Героя Советского Союза обещали. И никто не вызвался, потому что в 20 лет важны не звания, а важно просто выжить. Так честно сказал, что не хотел быть героем. У Ремарка та же тема.

— Мне нравятся отношения, в которых не нужно ничего объяснять словами. Сама-то я болтливая, может, поэтому и ценю молчаливые поддержки. В «Триумфальной арке» есть фраза про то, что главные вещи объясняют мелочи. В широких жестах слишком много мелодрамы, много от искушения солгать.

— Нет, доктором я решила стать, наверное, не из-за Ремарка. Тогда мы были очарованы Булгаковым еще. Все взахлеб читали «Мастера», а меня потряс рассказ в журнале «Москва», он назывался «Полотенце с красными петухами». Там девочка попала в сенокосилку и только-только распределившийся доктор случайно ее спас. Там все есть – и то, что мы все ходим под Богом, и что наше здоровье не определяется уровнем медицины в конечном итоге. Там описано везение молодого человека, Бог увидел, улыбнулся ему и девочка выжила. Я тоже считаю, что когда мы выздоравливаем, благодарить надо кого-то свыше. Этот рассказ плюс знакомые врачи, возможно, определили мой выбор профессии. Девичью любовь я испытывала к своему соседу, он был анестезиологом. Я смотрела на то, как он шел по лестнице утром с дежурства, и мне казалось все это очень романтичным. Потом я прочитала про этого доктора Равика, который выпивает чашку кофе и идет оперировать. Что-то делает божественное.

— «Триумфальная арка» была моей настольной книгой. Я в любом месте могла открывать и читать, как в первый раз. Я была очень «советским» ребенком, поэтому воспринимала, например, его описание публичных женщин как самых порядочных, на уровне парадокса. Потом начала понимать, что Ремарк тоже видит несовершенство людей, их ложь, несамостоятельность и трусость, но при этом он умеет прощать и принимать их.

— После «Триумфальной арки» я прочла «На западном фронте без перемен», а потом – «Три товарища». Первая более мужская, что ли, а «Три товарища» тоже вошли в мой список любимых вещей. По «Трем товарищам» я смотрела в свое время спектакль у Волчек в «Современнике». Боялась идти – вдруг они все понимают не так, как я. Не могу сказать, что испытала восторг от действия, но и разочарования не было.

— Ремарк потянул за собой другие интересы. Я узнала, что «Триумфальная арка» была написана в момент его романа с Марлен Дитрих. Я стала смотреть кино с Дитрих. Потом от нее перешла к Жану Габену. Это все люди из какой-то иной эпохи, уже давно исчезнувшей. Я по ней скучаю.

— Мне нравится, когда у человека остаются идеалы. Хотя бы несколько. Что-то хочется оставить незыблемым. Для меня это, в числе немного прочего, — жизнь из двух книг Ремарка.