Да-да, в том самом, с которого 30 лет назад и начался этот театр. И самое удивительное, что в нем участвуют те же актеры, что были в ставшей легендарной постановке. Почему театр решил вернуться к ней, какого зрителя он ждет и вообще что это будет? Об этом беседа с Еленой Бычковой, заслуженной артисткой Российской Федерации, народной артисткой Карелии, автором инсценировки и режиссером спектакля.

— Все просто: нас пригласили принять участие в праздновании 100-летия комсомола, которое состоится во Дворце творчества детей и юношества, ибо за спектакль «Завтра была война» мы получили премию комсомола Карелии. И это признание в то время было для нас большой поддержкой. Наш театр всегда был поперек... В свое время в обкоме партии нам говорили: «Мы не позволим вам создавать еще один театр». И весь ужас заключался в том, что мы и не собирались создавать театр, просто напросто на любую самостоятельную работу у властей предержащих была острая реакция. Сегодня изменилось все: и люди, и отношение к идеологии, да все изменилось, живем в каком-то ином времени или вне времени... И театр уже государственный, но все равно он опять поперек... Не понимаю, почему...

— Может, вы родились такими со своим спектаклем, который заставлял задумываться, отвечал на вызов времени, и это стремление быть актуальным, осталось в крови?

— Да. Вероятно, в крови... Спектакль «Завтра была война» был неформальным, поставили мы его в Доме актера. Вообще, там жизнь кипела: актеры делали программы, все гастролеры после спектакля, выступления, концерта проводили встречи, там Карцев и Ильченко дали второе представление, в самые тяжелые времена мы приносили из дома кто что может, чтобы угостить гостя. И таким гостем однажды был Иннокентий Смоктуновский. Он говорил: «Вы оплатите мне только дорогу, я приеду Пушкина почитаю, я бесплатно». Потому что это наш дом с особой атмосферой.

Мы, актеры, сами придумали этот спектакль. В каменном театре, где мы служили, к юбилею Победы ставили какой-то спектакль «про войнушку», а нам хотелось выразить свои чувства, свою сопричастность, потому что наши отцы ушли на фронт, война коснулась непосредственно нас. Только что вышедшая повесть Бориса Васильева произвела сильное впечатление, я сделала инсценировку, и мы стали работать. И на единственной рукописной афише значилось: «Памяти наших отцов, Великой Победе посвящается».

Конечно, это был в определенной степени протестный спектакль, власти, соответственно, к нему и к нам так и относились. Трудно было нас в чем-нибудь обвинить, а обвинить хотелось, и, как могли, нам строили всякие препоны. Зрители приняли спектакль, мы слышали их реакцию во время действия, слова благодарности после, педагоги приводили своих учеников... И вдруг нам присудили премию комсомола Карелии, значит, нас поддержала большая организация, что было очень важно. Не скажу, что премия помогла решить многие проблемы, но нас это вдохновило точно, можно сказать, воодушевило. Мы сыграли 152 спектакля, и каждый раз это была полная сопричастность к происходящему.

И, конечно, на сегодняшнее приглашение комсомольцев мы не могли не откликнуться. Но сложность заключается в том, что нас осталась только половина, мы потеряли тех людей, без которых очень трудно жить на свете, это Олег Белонучкин, Гена Залогин, Людмила Живых, Людмила Зотова. Поэтому, когда мы собрались, чтобы обсудить, что и как делать, первое, что пришло в голову, — реквием. Спектакль мы не восстанавливаем, а делаем парафраз по повести Бориса Васильева, потому что у него много замечательных на сегодняшний день важных слов. Решили, что надо процитировать замечательный монолог директора школы, наш любимый. Мы всегда оживлялись, когда Володя (Мойковский) выходил и говорил: «А потом прислали нового директора»... Возьмем и Валендру... В общем, немножко расскажем о том 9а классе, к которому сопричастны, о котором говорим со слов Бориса Васильева.

— Он ведь видел ваш спектакль?

— Да, и оставил каждому из нас свое пожелание, у нас сохранились его замечательные слова, которые он написал в красных книжечках — знаках нашего спектакля. Появились они не случайно. Когда мы начали работать, я боялась, что начнем изображать девятиклассников. А зачем это нам? Это в ТЮЗе... Мы же должны рассказать о героях, значит, должен быть какой-то видеоряд. И тогда решили, что так в руках у каждого будет красная книжка. Каждый вклеил в нее свою детскую фотографию. Вот моя книжечка, это я, а тут над портретом Бориса Васильева у меня написано его рукой: «Спасибо огромное!» Он хотел написать прямо на снимке и спросил, можно ли на лбу написать? Я строго сказала: «Нет».

Книжечки сыграют свою роль и в этом спектакле, они у всех сохранились, пропала только Олега Белонучкина. Он начинал спектакль. У него была вклеена его школьная фотография, которая как бы олицетворяла Бориса Васильева. Он открывал книжечку и начинал. А потом каждый брал со стульев свою... Мы говорили о том, что нам бесконечно близко, к чему мы сопричастны, и наши рассказы становились объемными по эмоциям, по желанию передать свои чувства.

Конечно, спектакль был неформатный: на сцене были восемь актеров, тринадцать стульев, один патефон. Но еще на первом курсе театрального института нам приводили слова Станиславского: «Актер и коврик — это уже театр», вот с казенной сцены каменного театра мы ушли на этот коврик. Это было товарищество профессионалов. Взрослые, наигравшиеся, но мы изобретали особый способ существования: ни света, ни музыки. Хотя первоначально музыка должна была быть. По замыслу, должен был звучать школьный вальс. И вдруг, когда выпускался спектакль, я услышала именно такой, который был нужен, пела его София Ротару. Современная музыка, но абсолютно созвучная... Попросила нашего звукового режиссера найти его, записали на магнитофон, но на премьере он не включился. Решили выйти под собственное «ля-ля-ля». Начинал петь Олег, мы подхватывали и выходили, а потом решили, что так и надо. Вот так мы и работали, а что себе придумал зритель, это уже его фантазии.

— То, что вы разбудили, то и придумал... Но прошло тридцать лет, у молодых — другие приоритеты. Будут ли сегодня реплики героев звучать так же актуально?

— У Васильева богатая проза, много замечательных фраз, одна из них принадлежит моей героине Вике Люберецкой. В письме, которое она оставляет перед тем как покончить жизнь самоубийством, она пишет: «Я не могу предать своего отца». Вот это бы я светящейся строкой сегодня запустила во все учебные заведения. Нельзя предавать своих отцов, иначе мы окажемся в пустыне. В нашей крови течет их кровь. Но есть у меня еще одна любимая фраза, она из Библии: «Следом пойдешь, все подберешь, самое плохое». Помнить, но не повторять.