Зинаида Ивановна с мужем М. Линко. Начало ХХ в. 

Я в течение первых 10 лет своей жизни полагал, что прекрасно изучил привычки и заботы своих бабуль, их незамысловатые мечты и представления о добре и зле. Да и в городе таких было немало. Слышал, например, как одна из них везла на Лососинку саночки с выстиранным бельем и убежденно втолковывала товарке: «Жить у воды — счастье! И большое счастье!» Конечно, что и говорить, полоскать белье жителям Голиковки было хлопотно. Да плюс бесконечные домашние заботы: накормить, обуть-одеть… 

Но эта старушка соседка из нашей коммуналки оказалась совсем не такой. Первой же фразой она дала мне понять, что заботы о стирке и магазине ее как-то не очень… А вот интересно — знаю ли я французский? А немецкий? Нет? Тогда пойдем-ка позанимаемся с тобой немецким. Мальчикам он больше всего может пригодиться. 

К сожалению, в немецком далее «Марта унд Линда гейен шпацирен» я не продвинулся — наступило лето, и меня, как всегда, отправили в деревню. А с осени стал потихоньку саботировать уроки немецкого — и старушка деликатно оставила меня в покое. Зато теперь я всю зиму мог слушать ее чудны`е рассказы о прошлом житье-бытье. Родным языком она владела вир- туозно: строила фразу экономно и классически красиво, иногда перемежая ее вкраплениями из чужих языков, в основном из французского. Увидев, что я предпочитаю чай, едва-едва подкрашенный заваркой, она с усмешкой заметила, что гимназистки между собой именовали такой жиденький напиток «писс де кок» (петушиной мочой). Поозорничать она, видимо, любила: с выдумкой принарядиться на праздники, устроить розыгрыш братьям или подругам. На семейных фотографиях той поры Зиночка всегда улыбалась, всегда была в центре внимания. Она до конца жизни оставалась смешливой, и я по мере сил старался доставить ей удовольствие, притворяясь, что не понимаю значения некоторых иностранных слов. Бабушка Зина, как девчонка, прыскала, когда я поддерживал разговор об интеллигентности, «путая» это понятие с опрятностью. 

Отец и мама Александра Яковлевна (по происхождению — крестьянка, олонецкая карелка) во дворе своего дома. На облучке — Ванечка, младший сын Благовещенских 

Баба Зина 

Оба моих родителя, до войны росшие в деревнях, с чрезвычайным почтением относились к нашей Зинаиде Ивановне. Как всякие интеллигенты в первом поколении, они преклонялись перед людьми, с детства усвоившими хорошие манеры, подкрепленные музыкальным образованием и знанием языков. Кроме того, они абсолютно доверяли Зинаиде Ивановне и всегда могли рассчитывать на ее порядочность. Когда я раскопал в нашем деревенском доме латунную медаль-жетончик с профилем Троцкого (в 1920-е годы такие жетоны с Лениным и Троцким можно было купить свободно), родители ее отобрали и выкинули. Больше всего они боялись, чтобы я не проболтался об этом кому-либо из соседей, так как в доме жили в основном семьи младших офицеров МВД. Подозрения в троцкизме в 1955 году еще грозили тюрьмой. Но краем уха я слышал, что родители шепотом обсуждали эту тему с бабушкой Зиной. Значит, уверены были, что из нашей коммуналки эти сведения не выйдут. «У «юнкерса» шасси не убирались…» Сам я к тому времени воспитан был на повестях Гайдара, где появлялись какие-нибудь полусумасшедшие, но безобидные графини, доживающие при бывшем имении. Но Зинаида Ивановна хоть и происходила, что называется, «из бывших», отличалась ясным умом и великолепной памятью: прекрасно помнила, например, почти весь курс наук, усвоенный в женской гимназии нашего города. На каждый случай у нее была припасена забавная прибаутка конца ХIХ — начала ХХ в. Красочно повество- вала о масленичных развлечениях, которые устраивались на льду Онежского озера: о гонках на санях, конькобежных состязаниях. Нет, она не жила одним этим прошлым. Зинаида Ивановна великолепно разбиралась и в современной жизни, очень интересовалась политикой. Хорошо помню ее последний звонок летом 1964 г. (осенью ее уже не стало) и вопрос, куда решил поступать. Узнав, что собираюсь стать физиком, она только усмехнулась: «Хочешь изобрести еще одну бомбу? Тебе же всегда нравились история и литература…» В результате «в физики» я не пошел. 

–Пятнадцатилетняя Зиночка карнавальное платье украсила богато вышитым полотенцем 

Чем уж меня окончательно пора- зила эта старушка, так это перечислением чуть ли не всех марок немецких самолетов, которые надоедали их эшелону по пути в эвакуацию: 

— Ну как же их не отличишь? «Юнкерсы-87», «штукас», всегда страшно выли, потому что бомбили с пикирования, и у них, видишь ли, шасси не убирались! А у «Юнкерса-88» — убирались, и он был двухмоторным… 

Жизнь в эвакуации научила бывшую «богачку» всяким хитростям. «Вот смотри, — показывала она на примере, — как из пустой консервной банки сделать ковшичек. Надо только верхнюю крышку не дорезать на треть, потом ее края подогнуть с боков вот этак и этак и приклепать к банке кусочком алюминиевой проволоки!» 

Надворная советница 

Ее принадлежность к дворянскому прошлому, как мне представлялось, подчеркивала и необычная фамилия Линко (с ударением на последнем слоге). Как потом выяснилось, это была фамилия ее мужа, Михаила Кельсиевича Линко. Я полагал, что он был каким-нибудь остзейским бароном, хотя на самом деле фамилия оказалась вполне родной, разве что с малороссийскими корнями. Кельсий — старинное русское имя из святцев. Происходили Михаил Кельсиевич и его старший брат Александр, известный морской зоолог, директор Мурманской биологической станции, из семьи каргопольского чиновника. Только Михаил окончил педагогический институт в Петербурге, после чего служил в Полтаве, в Киеве, затем директором гимназии в Ковно (нынешнем Каунасе), а его жена преподавала там французский язык. 

Зинаида Линко в настоящем старинном костюме олонецкой девушки 1900 г.

Сама бабушка Зина (по мужу надворная советница, т.е. дворянка) родилась в 1880 году в очень известной в Петрозаводске семье Благовещенских. Ее глава Иван Иванович Благовещенский (1856 — 31.05.1924, г. Петрозаводск), краевед, статистик, библиограф и историограф Олонецкой губернии. Образование имел небольшое — всего лишь Олонецкую духовную семинарию. Но благодаря своему трудолюбию и неустанному самообразованию он стал едва ли не вторым человеком после губернатора — старшим советником губправления. Был также секретарем губернского статкомитета, курировал издание газеты и типографию, заведовал музеем. Словом, попутно с госслужбой был еще и губернским «министром культуры». 

Вся большая семья Благовещенских жила в огромном двухэтажном доме около церкви Александра Невского, на углу улиц Большой Голиковской и Большой Казарменской (ныне ул. Володарского и Л. Толстого). Туда же вернулась после смерти мужа и Зинаида Ивановна. Из этого дома они уехали в эвакуацию в Ярославскую область, но после войны вернуться было некуда, дом сожгли красноармейцы при отступлении из города. Только в 1950 г. дочь Александра Михайловна смогла вызвать из эвакуации Зинаиду Ивановну с маленькой внучкой, чтобы через год поселиться в свежепостроенном деревянном доме на Машезерской. Вот там, под кровом крохотной коммуналки, и встретились наши семьи. За что я глубоко благодарен судьбе. 

Только об одном горько сожалею: удалось запомнить далеко не все рассказы моей замечательной и добрейшей соседки, дочери самого знаменитого краеведа своего времени. Мое представление о жизни вековой давности было бы тогда не в пример богаче и красочней. И самое главное — я бы смог гораздо больше порассказать моим читателям, любителям истории нашего города.