В здании, где располагается наш офис, уже подсуетились, исполняя закон о запрете курения. Еще утром на стене черной лестницы, где стоит урна и работает установленная в прошлом году хорошая мощная вытяжка (!), висел стикер синего цвета с сигаретой. Во второй половине дня — уже красный, с перечеркнутой сигаретой и надписью ФЗ № и далее полное название, дата и номер закона.
Вытяжка работала, никого не было. Мы с коллегой покурили напоследок. Не в пику запрету курили, не с вызовом. Просто обратили внимание на плакатик поздно, поскольку по привычке пришли в традиционную курилку, не ожидая подвоха. Утром никаких демаршей не было… Что ж, с завтрашнего дня будем курить на улице. Благо погода совсем летняя. И если что, будем «нарушать». Не преднамеренно, а потому, что еще неизвестно, где к нашему кошельку и гражданским правам потянется костлявая рука закона.

Мне почему-то вспомнилась история, которую посчастливилось услышать лично.О поэте Владимире Владимировиче Маяковском.В стихи которого в 10-м классе я влюбился и единым духом освоил 12-томное огоньковское собрание сочинений. Когда после 10-го класса я поехал поступать на факультет журналистики в Москву, я исполнил свою мечту — пошел в музей Маяковского.

Откровенно говоря, сегодня не вспомню ни одного экспоната, разве что квадратный лист, на котором В.В. написал письмо возлюбленной. Написал по спирали. От краев к центру. Очень оригинально! Такое письмо не забудешь — особенно если ты адресат, а не просто посетитель музея.

Но я запомнил историю, которую рассказал пришедший в музей в тот же день и час на экскурсию седой худощавый старик. Если реконструировать рассказанную им историю, то на момент той встречи ему должно было быть крепко за 60, может, даже близко к 70. Но выглядел он бодро и рассказывал очень бодро. Когда экскурсовод завершила знакомить нас с экспонатами, и возникла пауза, этот старик сказал:

— А мне посчастливилось видеть и даже говорить с Маяковским.

Экскурсовод, насколько я помню, не воскликнула «не может быть!», но была явно удивлена и попросила гостя рассказать — как это было.

— Я был совсем молодой, красногвардеец. И стоял на часах в Доме (тут я не помню, может, Доме колхозника, может, клубе или Доме-Дворце культуры, не суть. — НГ). В здании должен был состояться творческий вечер, выступление Маяковского. И вот заходит Маяковский, в костюме, красивом пальто нараспашку и с неизменной папиросой во рту. Я — по стойке «смирно», Говорю: «Здравствуйте, товарищ Маяковский!» Он меня тоже поприветствовал. Я ему, осмелев, говорю: мол, я очень люблю ваши стихи, вас уважаю, но — здесь курить нельзя.
Маяковский спрашивает: мол, а иначе — что?

Иначе, — отвечаю, — штраф.

— Сколько? — спрашивает.

Называю сумму (старик сказал точно, но я не запомнил — ну, пусть 100 рублей).

Маяковский выбрасывает окурок в урну, лезет в карман, достает толстенный бумажник, достает эти 100 рублей, протягивает мне. Бери, мол, порядок есть порядок. Беру. Он прячет портмоне, достает пачку папирос, закуривает и, проходя в здание, говорит мне:

— А курить я все равно буду…

Помню, экскурсовод выслушала этот жизнерадостный рассказ со смешанными чувствами, и реакция ее была несколько сдержанной. Она поблагодарила ветерана, который был явно горд такой строчкой в своей биографии, но подробностей не спросила.

Оно понятно. Хоть к табакокурению в том 1980-м году относились совершенно иначе, чем сейчас, все равно — особой доблести в этом эпизоде она не увидела. А мне история понравилась. Хоть я тогда не только не курил, но и верил, что эта привычка меня минует.

Мне понравилась готовность поэта, нарушавшего тогда многие поэтические каноны, соблюдать принятые правила, но — настаивать на своем. Платить за свои привычки, пусть кому-то кажущиеся неприемлемыми.

Как услышал я буквально через год в другом поэтическом произведении о поэте строки:
Я был убит за то, что видел высший свет
Не в том, что звалось «высшим светом».
И я настаивал на этом —
Как человек и как поэт.

Я давно не перечитывал Маяковского, и в личной, внутренней моей библиотеке он уступил пьедестал другим поэтам. Но остался навсегда недосягаемой величиной. В том числе и этим эпизодом, о котором мне довелось услышать от тогда еще живого свидетеля событий.

Николай Габалов. «Начирикано» в ЖЖ.