29 октября у актрисы «Творческой мастерской» Тамары Васильевны Румянцевой юбилей. По такому случаю  она приглашает всех в театр  на «Разговор по душам».

Генеральную репетицию этого «разговора» она провела со мной.

— Я готова к юбилею. Была в санатории, пила марциальную воду, ела железо, теперь я «железная женщина»,  — призналась она...  И вместо  «предъюбилейного интервью» получился искрометный и проникновенный, как и все ее роли, монолог о времени и о себе.

Мои интернеты

Актрисой я стала случайно. Хотя ничего случайного в жизни не бывает. Все куда-нибудь да ведет.  Я после блокады  Ленинграда сильно болела. У меня был туберкулез. В школу ходила редко. Игрушек у меня не было никаких, только самая дорогая - мамина рука. Мама ложилась ко мне, давала руку,  и я повязывала на нее носовой платочек, как на кукольную головку, и играла. Это была моя самая теплая и родная игрушка.
Весь день работало радио. Тогда это был наш Интернет.

Я прослушала все передачи о композиторах, все  оперы, радиоспектакли, детские и взрослые.  Даже свой певческий голос я поставила по радио, потому что пела со всеми певцами.

Позднее, когда возвращалась из кино, проигрывала все фильмы, исполняя роли всех актеров. Видимо, актерство было во мне. Но мечтала я стать врачом.

Арина Пантелеймоновна в "Женитьбе" Н.Гоголя. 1997.

Наши родители хотели, чтобы их дети обязательно получили высшее образование. Матери работали на 3-5 работах, только чтобы выучить детей. А мы, дети блокады, мечтали пойти учиться или в мед,  или  в пединституты. Но я  не прошла   во Второй медицинский и, чтобы не терять время, пришлось окончить  фармакологическое училище.

В  аптеке при больнице  делала порошки.

Это была жесткая работа. Надо было помнить, какие ингредиенты и сколько я положила в каждый порошок за всю смену, потому что в конце ее  провизор брал рецепт, называл ингредиенты, а я должна была сказать, сколько  отвесила в этих порошках составляющих.

Но так как я была очень подвижная, то, взвесив порошки, бежала на кухню, где пела и танцевала — скидывала накопившуюся энергию.

Однажды в больнице  устроили концерт. Артисты  Ленконцерта играли сценки, а я читала юмористический рассказ. После выступления они подошли ко мне и спросили, не хочу ли я поступать в театральный институт.

— Я не думала.  

— Советуем. Мы поможем подобрать материал.

В театр в обеденный перерыв

Тогда, кроме нашего института, набирали МХАТ, ТЮЗ. Мне сказали, поступай везде. Это потому,  что я очень стеснялась: выйду, покроюсь румянцем, вцеплюсь в стул, который ставила перед собой - считала, что у меня некрасивые ноги.

В МХАТ я поступала вместе с Жанной Прохоренко, в ТЮЗ — с Ольгой Волковой. Ездила на экзамены в обеденный перерыв, и на работе никто ничего не знал.  

Поступки наотмашь

Мои родители никакого отношения к театру не имели. Мама была деревенской певуньей, а папа  гармонистом.  Решительные, они совершали  поступки наотмашь.  Молодыми построили себе дом  в деревне в Тверской области, завели корову, хозяйство, но тут партия призвала осваивать Сибирь. Они все продали и с одним чемоданчиком  отправились  на станцию Зима.  Народу там собралось  много, работы не хватало. Они помыкались, помыкались  и вернулись на место, где у них ничего не осталось. В это время  под Ленинградом в Парголово стал  организовываться совхоз «Тепличный».  Партия объявила призыв, и они  поехали туда.

Кукушкина."Доходное место" Н. Островского. 1994.

Но мама мечтала о Ленинграде. Она ведь родилась в этом городе, потому что  моя  бабушка жила здесь по распоряжению тверской  помещицы и  продавала яйца  с ее  птицефермы. Но это отдельная история.

Словом, маме хотелось, чтобы у нее была комната в квартире, чтобы вход из парадной. Однажды папа шел по Ленинграду,  увидел дворника  и спросил, нет ли свободных комнат.  Тот  отвел его  к управляющему:

 — Если выроешь и зацементируешь яму,  из конюшни сделаешь квартиру, то одну комнату отдам тебе, — пообещал  управдом.

Это был  дом постройки 1834 года на перекрестке Вознесенского проспекта и Казанской улицы, между четырьмя соборами: Казанским, Троицким, Никольским и  Исаакиевским.  Вместо первого этажа располагались конюшни, а  рядом прачечная с деревянными корытами и печью с котлом. Отец все сделал,  и наша жизнь в этой коммунальной квартире длится до сих пор. Хотите увидеть настоящих блокадников — идите в баню или загляните в коммуналки.

В зале стоял рев,  когда показывали Ленинград

Решительность мне передали родители по наследству. В августе после первого курса мы отдыхали на море. Купаемся в  Гаграх и   получаем телеграмму: «Срочно возвращайтесь в Ленинград!»  Тогда ведь все студенты в сентябре ездили на картошку, на уборку урожая. В институте  предложили на выбор:  либо работать на стройке, либо ехать на целину.

Я,  конечно, на целину. Стройка — это неинтересно.  Так вместо учебы мы отправились в Казахстан, Кокчетавскую область,   в совхоз «Ленинградский».

Ехали неделю в товарных вагонах  без   еды, воды и туалета. Пока ехали по Европейской части, останавливались чаще, а за Волгой  перегоны были по 8-10 часов. Местные разбегались, когда на остановках  из товарняка вываливались 400 человек - студенты  театрального, педагогического имени Герцена и военно-механического вузов, поэтому кормили нас по ночам в солдатских столовых.

Галчиха. "Без вины виноватые" Н. Островского. 2005.

Нас,  три института,  поселили в одном зернохранилище. Это было гигантское сооружение. Тут стояли наши койки,  здесь же скакали лошади и  ездили грузовые машины с  зерном. Очень романтично.

А в столовой вода была соленой, компот соленый, суп соленый. На лакомство  нам привозили цистерну пресной воды, но она быстро кончалась. Чтобы зачерпнуть  со дна,  я  и   моя однокурсница  Аня Тарасова как самые маленькие брали ведра, забирались на цистерну,  нас брали за ноги и опускали вниз головой. Так мы черпали воду.

Мужчины работали на уборке хлеба, а нас  послали полоть сад.

Трава была выше человеческого роста, а саженцы прятались  где-то в ней.  Нам надо было найти их и убрать всю траву тяпками.  Давали полосу,  которую никогда не осилить. Тяпки снились по ночам. 

Потом мы стали примерзать к кроватям, а нам сказали, что мы останемся еще на два месяца, правда, нас расселили  по домам. Кино привозили редко. Когда  в журнале перед началом фильма показывали  Ленинград,  раздавался рев, рыдали все.

А через три месяца нас посадили в нормальные вагоны, где в туалете даже была вода. Это был шок.

Евлампия Захаровна. "Вдовий  пароход" И. Грековой и П. Лунгина. 2000.

Когда мы вернулись, наши однокурсники-строители  устроили нам  прием в коммуналке, где жил Жора Штиль. Накрыли столы, было очень трогательно.  На следующий день пришли  в институт и не узнали ребят. Они  побрились, постриглись,  вымылись, их лица  стали   наполовину белыми, наполовину черными — трогательные и смешные.

Двенадцать месяцев и мальчик-с-пальчик

У нас было два параллельных курса. Один вел знаменитейший педагог  Борис Федорович Зон - аристократ, педант, красавец. Он и студентов набирал себе под стать: красивых, интеллигентных. У него училась Лена Бычкова. Второй вела Елизавета Ивановна Тиме,  народная артистка,  актриса Александринки. У  нас были ребята попроще.

Марья. "Марьино поле"О. Богаев.2008.

Делаем  этюды.  Пара студентов изображает  игрушку – двух медвежат, которые попеременно ударяли воображаемыми топорами по воображаемому бревну. С одной стороны  —  Коля Панкратов из бывших солдат, а с другой — не помню,  кто-то  из городских. Елизавета Ивановна смотрела,  смотрела: — Молодцы, молодцы... Но знаешь,  ты как-то недостоверно, — обращается она к одному. — Вот у Коли ну совершенно тупое лицо. Он поворачивается: — Елизавета Ивановна, а я еще  не играл.

Сеньора Тереса, "Та самая Дульсинея " А. Володина. 2012.

Экзамен по французскому.  Одно из заданий – перевод сказок.  Те, кто неплохо  знали язык, заранее  сделали подстрочный перевод текстов. Студент получает текст, сообщает товарищам, и те передают подстрочник. Пошел Коля, ему  тоже передали перевод.  Сидит комиссия — наш педагог  Берта Николаевна, старенькая, очень интеллигентная  женщина,  и еще два человека.  Коля  начинает переводить.  Берта Николаевна покрывается пятнами, а комиссия кивает: - Замечательно,   можно пятерку  ставить.

—  Нет, нет – возражает наша учительница. —- Он не очень знает французский, просто... подготовился… — Ну,  четверку-то  можем поставить?  Она мялась, мялась: — Ладно.

 Коля вышел, она вслед за ним.

— Коля, ну ты бы хоть посмотрел на картинку.   Ты «Двенадцать месяцев» рассказываешь, а у тебя «Мальчик-с-пальчик»!

Никогда ни о чем не жалею

Первый раз я попала в Петрозаводск с концертной бригадой.  Здесь  в  драматическом театре ставили арбузовскую пьесу, и режиссер пригласила меня. После репетиции вышли на проспект Карла Маркса. Ранняя весна. От тракторного завода, у которого тогда не было дымоуловителей, стоял  ужасный запах, на газонах — черный снег, а на тротуарах — ужасная грязь, смог висит...

— Нет,  я никогда не буду здесь жить, — решила я и отказалась  от участия в постановке.

Капитолина Петровна. "Баба Шанель".Н.Коляда.2013.

Никогда не говорите "никогда". 

В Питере я оказалась без работы и  в СТД встретила Штокбанта, главного режиссера драматического театра в Петрозаводске. Он спросил, что я делаю.

—  Ничего, - ответила я.

— Срочно  приезжай к нам. Срочно! Нам нужна такая актриса,  как ты,  в «Позднюю любовь».

Так  оказалась в Петрозаводске и 40 с лишним лет здесь. Жалею ли, что уехала из Ленинграда?  Нет. 

Я вообще никогда ни о чем не жалею. Что бы ни случилось – опоздала на поезд, сломала руку —   испытание пройдет,  все будет хорошо.  

 Судьба ведет

Не надо  гасить порывы. Мы же не знаем, куда судьба выведет.  Единственная дочка окончила училище  и собралась работать секретарем в музее на Валааме.  Я ее  поддержала: поезжай!

А сама следом с гастролями.  Захожу к директору:

 - Где Ксюша?  

Он подвел меня к окну: на скамейке сидят дети от 2 до 17 лет  и она со всеми общается. 

- Вот так работает.  

Вскоре ее перевели в Дом культуры. Музей  рухнул, а она занимается  с детьми. Это ее конек, козырь. Теперь на острове местных жителей практически не осталось,  Ксюшу  ждут в Сортавале.

Валендра и бюст Ленина

Мне все равно, что играть:  пенек, куриную лапку или Василису Премудрую.  Но не все равно, в каком театре.  

В 1985 году в труппе драмтеатра  началось расслоение,  мы, восемь ведущих актеров,  не вписывались в те отношения, которые выстраивал новый главный режиссер. 

К юбилею Победы ставили спектакль. У всех у нас отцы воевали, и мы считали своим  долгом отметить эту дату, а нас никого не взяли. Лена Бычкова  прочитала в журнале повесть Бориса Васильева «Завтра была война» и принесла Людмиле Живых. Та прочитала и сказала: «Надо  ставить».  Лена  написала сценарий,  каждому дала прочитать. Впечатление сильное, но я не хотела играть  Валендру.

 Подумай, если это играть человеку с отрицательным обаянием, то что получится? Это  надо тебе делать,

— убедила Лена.  

Мы ушли из театра, создали свой. Как-то  играли этот спектакль в музее.  Зрители рыдают. Выходим на поклон. Девушка дарит цветы актерам, доходит до меня, у нее последний цветочек. Она протягивает его, потом отдергивает руку: «Нет,  я вам не дам».  Потом спохватилась: «Простите, простите. Любить вашу Валендру нельзя, это вы так хорошо сыграли».

Сейчас играю в нескольких спектаклях, в том числе и  в  «Балладах о солдатах». Правда,  у  меня там роль, как я говорю, бюста Ленина в пионерской комнате. Но спектакль проникновенный. Зрители, даже молодые, плачут, и  это трогает.  Время другое, но суть человеческая не меняется. И сегодня с людьми  надо говорить по душам, только от сердца к сердцу, только открыто.