Я не понимала в детстве, почему мой папа волнуется, когда меня нет дома. А что такого? Я просто задержалась, потому что на улице с друзьями весело! Там, конечно, хулиганы. Но ведь и гитары с песнями. И велосипед. И театральные кружки до одури, до часу ночи. Ну и поцелуи. А что такого?

Потом пару моих сверстников убили на улице. Просто так. Это были «лихие девяностые». По счастью на улице мне появляться стало некогда — родился сын. Поцелуи, правильно волновался мудрый папа, не так уж и безопасны. Потом сын подрос. И тут мне на многое открылись глаза. Был период, когда я засыпала с телефонной трубкой в руках. Одетая на всякий случай. Сейчас он и сам женился, и я уже не так сильно за него волнуюсь… Но я уже волнуюсь за то, как он будет волноваться за свои детей.

Просто взрослые знают, что в жизни может случиться. А дети — нет. Они смелые не потому, что смелые. А потому что глупые. Даже не то чтобы глупые. Просто — незнающие. Сейчас начали происходить страшные события. Не буду об этом писать — лучше сказали и скажут другие. Не буду давать оценку — кто я такая, чтобы оценивать события государственного значения? Просто скажу с точки зрения обычной женщины.

Я не представляю себе, как сегодня живется в той братской стране — женщинам. Каково им сейчас? Их дети — на улице. Они — с друзьями. Им весело. Они смелые. У них чистые сердца, молодые умы. Они лучше нас знают, где правда, а где ложь. Они не будут отсиживаться за мамкиной спиной, пока все их друзья на улице. Пока другие строят новую страну, в которой считают справедливым делать что-то так и вот так.

Таким проще всего погибать. Такими легче всего манипулировать. Такие чаще всего становятся героями. Но не все будут рассказывать об этих событиях своим внукам. Сейчас уже не досчитались сотни с обеих сторон. А что будет дальше…

Мамы, простые — чуть не написала — простые русские женщины — стоят у окон, смотрят во дворы, носятся по городу в поисках, пьют сердечные капли. Отцы горькую пьют, если для кого-то уже наступил девятый день.

За что их дети погибли и погибнут? За что им вечная скорбь? За что будет скорбь и нашим родителям — если наши дети отправятся в чужие, такие родные нам края и там сложат головы?

Мы здесь — далеко. Надо жить своей жизнью. Детей в гости принимать. Есть блины, чем-то сугубо мирным заниматься в это Прощенное воскресенье. А блин в горло не лезет. Я человек не религиозный. Но мне почему-то тошно от ощущения, что именно в такой в целом-то прекраснодушный день все только и говорят, что о войне. Только и видят, что репортажи о войне — по телевизору, в сети. А больше глаз ни на что и не падает. А если падает, что все остальное крайне раздражает. Может, это у меня так выборочно? Но думаю, что у многих неравнодушных людей сходные ощущения.

В воскресенье в российских городах прошли сходы. Кто хотел, мог прийти в местные «гайд-парки», чтобы просто «постоять против войны». Мы постояли. Как-то же надо выразить свое отношение к этому. Почему-то многие решили, что этот сход проводит некое общество, которое причастно к организации митингов за переименования улиц, за снос памятников. Это не так. Это был просто мирный общероссийский сход, а то что совпало с выходом на него активистов этого общества — так ведь на то и сход, чтобы на него мог прийти любой. Не хотела бы иметь ничего общего с этим юными чьими-то сыновьями, но — вот так бывает — когда большая беда, то оказываешься в одной лодке с теми, кто придерживается других взглядов на мироустройство. Лишь бы на — миро — устройство. Лишь бы не было войны.

Поражает другое. Пришло человек 50, а то и меньше. Половина — журналисты. Причем, уверена — не по долгу службы, а по велению души. Но почему же нас так мало?! У остальных — Масленица, народные гуляния на набережной, в парке, на площади. Это прекрасно. Но ведь у большинства — в той стране родня, друзья. Почему бы просто не выразить то, что ты хочешь видеть их живыми и здоровыми, хочешь по-прежнему писать им письма, звать в гости, и ездить, черт возьми, в этот Крым за абрикосами и солнцем, не опасаясь того, что там творится?

Что мне Украина? Я по-большому счету, и не была там. Дня три в Киеве в детстве — на экскурсии с классом. В Мисхоре (Крым) один раз с маленьким сыном отдыхала недели две. Сейчас с этим краем меня связывает только Булгаков да старый друг. У него, кстати, подрастает маленький сын.

Надеюсь, что через 20 лет, когда он будет молодым и смелым, родителям не придется пить сердечные капли. Сейчас им ради этого придется многое пережить. Я хочу выразить свою поддержку всем тем родителям. Мы не хотели этого, поверьте.

Мой папа знает, что такое война. Он никогда на нее не жаловался. Никогда не рассказывал, насколько это ужасно. Он сам был тогда молодым и смелым. Но почему-то мне передалось — что этого быть не должно. Мы все должны приложить свои силы к тому, чтобы там не началась война. Только и всего.