С Наташей мы встретились уже после смерти ее дяди, когда боль утраты немного отступила. Моя собеседница, сама медицинский работник, решилась на откровенный рассказ с одной-единственной целью. То, с чем столкнулся ее дядя, не должно повторяться. Система медико-социальной помощи в Карелии настолько закостенела, что за бюрократическим крючкотворством страдания умирающего человека превратились в статистическую погрешность, окончательно выветрив представление о милосердии и сострадании. 

- Мой дядя никогда на здоровье не жаловался. Он в поликлинику, кажется, обращался только один раз, когда упал с велосипеда и повредил ключицу. После выхода на пенсию он стал неважно себя чувствовать. Спустя какое-то время я стала замечать, что дядя сильно похудел. Естественно, я забеспокоилась, настояла на посещении терапевта. 

Начались долгие визиты к врачам и попытки установить диагноз. К тому времени дядя совсем ослаб и без посторонней помощи уже не мог ходить. Обследование желудка с первого раза показало, что речь идет о запущенном случае и все очень нехорошо. Фактически уже была непроходимость пищевода. 

Нас отправили к онкологу. Там сказали, что нужно срочно делать операцию и окончательный диагноз будет поставлен после хирургического вмешательства. После операции стало ясно, что речь идет о раке четвертой степени. Во время операции ему поставили гастростому — трубочку, через которую человек с пораженным пищеводом получает питание, чтобы не умереть от голода.

В онкологическом диспансере делали все, что могли. Там действительно работают профессиональные врачи. Был случай, когда гастростома отошла, так к нам хирург из онкодиспансера приезжал, поскольку врачи скорой помощи не смогли помочь. 

Питался дядя через трубочку различными специальными смесями. Конечно, постоянно говорил, что ему безумно хочется что-то съесть, чтобы почувствовать вкус настоящей пищи. Мой дядя  - мужественный человек, все терпел, старался не жаловаться. Через четыре месяца после операции у него начались сильные боли.

Мы вызвали участкового врача с тем, чтобы оформить инвалидность. Нам постоянно нужны были и памперсы, и медикаменты. К тому времени дядя практически перестал ходить. Дальше начался кошмар. Я сама медицинский работник и понимаю, что существуют определенные стандарты. Но одновременно есть исключительные случаи, когда эти стандарты выполнить невозможно, особенно если человек умирает и мы можем только облегчить его страдания. Мы же не роботы, а живые люди, которые должны руководствоваться не обезличенными стандартами, а здравым смыслом и желанием помочь пациенту, а не создать для него дополнительные трудности.  

Для того чтобы получить инвалидность, нужно пройти определенных врачей, сдать анализы.

Представьте, от человека, который не ест, потребовали сдать три баночки мокроты.

Я, когда это услышала, позвонила заведующей поликлиники. Попросила объяснить, как она представляет эту процедуру. Заведующая удивилась, дескать, а что, он не ест? Я напомнила, что предварительно к ней обращалась и объясняла, в каком состоянии находится больной. В итоге анализ разрешили не сдавать. 

Потом приходили окулист, невролог, хирург, дядя с трудом выдержал посещение целой комиссии врачей. Я уже не рада была, что затеяла все это. После осмотра в медико-социальной экспертизе сказали, мол, мы еще один выход домой должны сделать. Мой папа не выдержал и сказал им прямо: 

Вы знаете, когда в следующий раз придете, то можете с собой венки захватить. Человек уже едва дышит, а вы все еще с инвалидностью решаете.

Видимо, эти слова как-то подействовали. Во всяком случае, нам позвонили и сказали, что второго выхода на дом не будет, мол, даем первую группу инвалидности пожизненно. 

Позднее я выяснила, что есть специальные противопролежневые матрасы, которые положены инвалидам, не встающим с постели. Я обратилась к врачу с вопросом, можем ли мы получить его бесплатно. Мне сообщили, что для этого еще раз нужно пройти комиссию, которую мы уже проходили, оформляя инвалидность. Меня это так возмутило. Какой смысл еще раз проходить комиссию, если врачи у нас были, видели состояние больного, дали ему пожизненно первую группу?

Мой папа опять психанул, пошел и купил этот матрас. Я так понимаю, на больных таким образом деньги экономят. Видят — человек обречен, зачем ему еще и матрас давать, ведь он долго не протянет.    

Нужно отдать должное медицинскому персоналу хосписа, расположенному на улице Перттунена. К нам приезжали бригады действительно внимательных и профессиональных врачей, всегда давали очень дельные советы по уходу за тяжелыми пациентами. Когда начались сильные боли, они могли приезжать по три раза в день, чтобы сделать укол. Нам посоветовали положить дядю в хоспис, чтобы подобрать более сильные обезболивающие.   

В хосписе дядя провел 18 дней. Ему рекомендовали специальный пластырь для уменьшения болей, которого хватает на три дня. После того, как подобрали нужную дозу, мы забрали дядю домой.   

Но чтобы получить этот пластырь, мой дядя должен был лично явиться в аптеку. Мы, когда это узнали, испытали шок. Это все было похоже на какое-то издевательство. Как умирающий человек, почти не встающий с постели, должен доползти до аптеки за обезболивающим препаратом?

Мне предложили оформить доверенность, заверенную нотариусом. Мы обратились к нотариусу. Она пришла, я заплатила несколько тысяч рублей, чтобы фактически получить доступ к обезболивающим препаратам.     

Пластырь рассчитан на три дня. Его могут дать либо пять штук, либо десять. Для того, чтобы  взять этот пластырь в аптеке, нужно каждый раз выписывать новый рецепт. Для того, чтобы получить рецепт, необходимо сделать вызов врача. Прибежит врач из поликлиники, бывало, только проверит, жив пациент или нет. Ни давления не померит, ни послушает, просто взглянет и убежит. 

После этого мы должны на следующий день идти к участковому врачу, заказать номерок, отстоять очередь, она прочитает в карточке, что врач приходил и осмотрел больного. Только после этого выписывают пластырь. И так каждый раз.

Как-то врач забыл оставить запись в карточке. Пришлось идти к заведующей. Видимо, у меня было такое состояние, такой крик души, что рецепт тут же выписали. 

Я не вижу логики в такой организации медицинской помощи. Огромное количество времени и сил тратится на какие-то бесполезные манипуляции, которые изматывают и родственников тяжелобольного пациента, и самих врачей. Если участковый врач знает, что на его участке есть онкобольной с четвертой стадией, то я не понимаю, к чему вся эта безумная бюрократия?  

Я очень надеюсь, что мой рассказ кому-то поможет, что в Карелии система медицинской помощи станет более милосердной к пациентам и их близким. Она не должна добивать и без того несчастных людей, испытывающих сильнейшие страдания, а помогать им достойно уйти из жизни. Мне кажется, что мой дядя хотел бы, чтобы пережитые им муки стали поводом для того, чтобы мы все задумались о тех, кто попал в беду. Ведь никто ни от чего не застрахован.