Текст, фото: Елена Малишевская

Институт леса Карельского научного центра РАН был создан в 1957 году. Хотя исследования лесов проводились еще в начале XX века: в 1913 году по инициативе вице-губернатора Шидловского открылось Общество изучения Олонецкой губернии. С началом строительства в 1916 году Мурманской железной дороги начались комплексные исследования Карелии, связанные с хозяйственным освоением территории, большое внимание уделялось лесам. 65-летие Института леса - повод встретиться и обстоятельно поговорить с его директором. 

Директор Института леса Александр Крышень осторожен с журналистами, вспоминает случаи, когда сотрудники давали интервью, говорили о недопустимости проведения сплошных рубок (например, на Кургане), а потом выходили материалы с абсолютно противоположной информацией. В тему рассказывает анекдот:

«Ученый сделал открытие, у него берут интервью. Говорит журналисту: «Если мои слова вырвать из контекста, то им верить нельзя». Вечером выходит статья с заголовком «Ученый признался, что его словам верить нельзя».

За 65 лет истории института были разные периоды, порой очень сложные. Так, в 1963 году Хрущев решил расформировать несколько научных центров. И институт ушел в Министерство лесного хозяйства, так было до 1967 года, потом академический статус вернули. Наука продолжалась, другое дело, что все эти трансформации отнимали много времени, сил, и ученые их тратили не на то, что надо. Сегодня на всю Россию всего четыре лесных академических института: в Москве, в Московской области, в Красноярске и у нас, в Карелии. 

«Это катастрофически мало. В советское время была развита сеть отраслевых институтов, и лесные как раз были очень сильными. И у каждого института были еще лесные опытные станции. В 90-е годы отраслевой науке был нанесен сильный урон. Академическая выжила, хоть и влачила нищенское существование. В то время карельский Институт леса фактически потерял два важных технологических направления: разработку орудий и механизмов для лесовосстановления и методов химической переработки древесины. Но сохранились другие традиционные направления, появляются и развиваются новые».

Молодой ученый, магистрант МГТУ имени Баумана Фома Возмитель занимается изучением лесных пожаров по гранту РФФИ. Под его микроскопом – спил сосны, который прислали из Якутии. Фома называет не только возраст дерева - 400 лет, но и количество пожаров, которое оно пережило – 13, а также в каком году и даже в каком сезоне горел лес. Институт леса организовывал международные и межрегиональные экспедиции по исследованию истории пожаров в разные регионы России (Якутия, Бурятия, Алтай, Урал, Республика Коми, Архангельская область, Карелия). В сотрудничестве с учеными из Швеции, Франции, Канады, Китая и регионов России изучается история пожаров и их связи с климатом и деятельностью человека.

Сегодня институт продолжает заниматься традиционным лесоводческим направлением. Время диктует свои правила: переход к интенсивному лесному хозяйству требует ответов на вопросы: где применять сплошные рубки, а где выборочные. Ведутся исследования, как рубки влияют на биологическое разнообразие, на ресурсы ягод и грибов и т.д.

«До недавнего времени мы эти исследования проводили совместно с финскими коллегами. Сейчас, к сожалению, мы продолжаем делать это порознь. Ведутся и фундаментальные (чисто научные) исследования – какие механизмы адаптации имеются у растений (у сосны и ели) к хозяйственной деятельности. Здесь закладывается мощный импульс на будущее: когда мы поймем эти механизмы, мы сможем ими управлять и совершенствовать лесохозяйственные технологии».

65 лет назад одним из основных направлений научной деятельности в Карелии было лесное болотоведение. Сегодня им почти не занимаются. «Вообще, институт создавался болотоведами», - рассказывает Александр Михайлович. Тогда (в 60-70-е) в стране активно осушались болота, для того чтобы выращивать лес. С годами выяснилось, что мелиорация несет с собой и отрицательные моменты: вроде бы осушали небольшой участок, лес начинал хорошо расти, но экосистеме в целом наносили вред. Наиболее яркий пример – это пожары в Московской области, где массово горят торфяники. Сейчас там фактически ведут противоположную работу – обводнение болот. В Карелии такой проблемы нет, к счастью, процент осушенных болот не так велик. 

Безусловно, в институте развиваются и новые направления, одно из таких – молекулярно-генетическое. Дорогие реактивы, очень дорогие приборы. Но за этим направлением будущее. И мы уже видим результаты: карельская береза, ель, которые выращивают в пробирках, – не фантастика, вполне себе рядовые будни института. Сегодня эти работы воспринимаются как «чистая наука», но мы живем во времена, когда разработки внедряются очень быстро. 

«Сейчас очень любят цитировать нобелевского лауреата Жореса Алферова, который говорил, что не бывает фундаментальной и прикладной науки. Любая фундаментальная наука рано или поздно становится прикладной. Правда, одни ученые находят применение своим открытиям сразу, а другие – через много лет. Сам Алферов запатентовал открытие в 1963 году, а Нобелевскую премию за него получил спустя почти 40 лет, когда оно уже вовсю использовалось в электронике». 

В настоящее время российское правительство активно поддерживает (в том числе и финансово) так называемую углеродную тематику, связанную с изменением климата.  

«Хвойные леса – мощные накопители углерода. Скажем, сосна растет 300 и более лет, потом  падает, и еще лет 50-70 древесина разлагается. Все это время дерево накапливает и удерживает углерод. В настоящее время уже есть четкое понимание важности сохранения и восстановления бореальных лесов (45 процентов которых находится на территории России) для регулирования климата. Но и здесь вопрос не так прост, как кажется. До сих пор нет полной ясности, в каких компонентах и в каких количествах накапливается углерод, ведутся споры о том, какие леса эффективнее поглощают углекислый газ. Все это требует внимания и аккуратных исследований, так как результаты лягут в основу управленческих решений по сохранению климата". 

К сожалению, констатирует Александр Крышень, к ученым часто обращаются уже тогда, когда совершены ошибки, в том числе и в сфере городского благоустройства. Пример – тополя. В 60-е годы, когда в Петрозаводске активно строились жилые дома, для озеленения в кратчайшие сроки была дана рекомендация сажать тополя, они очень быстро растут, а рядом другие, относительно медленно растущие виды деревьев. Но через десять лет, когда тополя начинают давать пух, их нужно вырубать, к этому времени уже поднимаются другие породы. К первой части рекомендаций прислушались, посадили как надо, дальше уже никто тополями не занимался, про них и про высаженные с ними березы и лиственницы просто забыли. Тополя дошли до своего критического возраста и стали угрозой для населения. 

«В Карельский научный центр РАН лично приходил Масляков (мэр Петрозаводска в 2002-2009 гг.), советовался – что делать с тополями. Ему, конечно, сказали, что тополя, достигшие предельного возраста, следует убирать. Дело в том, что у тополя очень рано развивается сердцевинная гниль, и 40-50 лет – это предел для городских условий. Эта работа началась, но общественные экологические организации воспрепятствовали, что для них нормально, так как они должны бороться за каждую жизнь, даже комара. Остановились, пока не случилась трагедия, погиб человек, потом снова начали рубить, но как: где-то решили оставить голые стволы в надежде, что сформируется новая крона. Да, такое возможно у молодых деревьев, но фактически «добили» деревья предельного возраста, оставив по городу уродливые разлагающиеся остолопы".

В этой грустной истории есть урок, который надо усвоить, считает Александр Крышень. Возникающие между бизнес-структурами, властью и общественными организациями конфликты решаются с приглашением экспертов, так поступают в развитых странах. Карелии в этом смысле повезло: здесь есть университет, научный центр. Кстати, одна из функций Академии наук, обозначенная государством, – экспертная деятельность. 

Сегодня новая волна обращений в Институт леса Карелии, связаны они с карельской березой. Дело в том, что до 2021 года это дерево было в Красной книге без каких-либо оговорок – его нельзя было рубить. Сейчас появилось разделение: вырубать нельзя только ту карельскую березу, которая растет в естественных условиях. Если же это специальная плантация для выращивания древесины и дальнейшего использования в промышленных целях – рубить можно. 

Институту леса удалось собрать и сохранить коллекцию клонов карельской березы со всего ее ареала, сейчас методом клонирования тиражируются лучшие генотипы для создания производственных плантаций. Необходимо подумать и о восстановлении природных популяций, так как их состояние в Карелии вызывает тревогу.

А вот за Институт леса можно быть спокойным: у него точно есть будущее. Молодежь обеспечивает преемственность исследований. Еще пять лет назад, в 2017 году, в институте работало только трое очных аспирантов, сегодня их 16. «Наука – это творчество», - говорят они.