Близится первый день календарной весны. В ожидании капели, тепла и цветения, странно было бы не вспомнить о любви. Давеча Женни Маркс дала нам повод задуматься о Дне Святого Валентина. А на этой неделе, 1 марта, намечается День рождения музыкального гения Польши – Фредерика Шопена (1810 – 1849), оставившего в наследство человечеству не только множество замечательных сочинений, но и свою историю любви. Впрочем, и она не уложится в вечную человеческую мечту «жили они долго и счастливо, и умерли в один день».
Мое знакомство с Шопеном было судьбоносным, но почти случайным. Произошло оно на 5-й год моего терпеливого мучения в фортепьянном классе музыкальной школы. У меня был отличный слух, неплохая техника игры и дисциплина, уверенно стремящаяся к нулю. Как всякого ребенка с такими характеристиками, меня куда как больше интересовало то, что оставалось за рамками образовательной программы. И вот почему-то Шопен оказался именно там – учителя год за годом проходили мимо него, считая не подходящим для моей натуры. Так бы и остались мы не представленными друг другу, если бы однажды мне не показали видео-кассету, на которой мой любимый исполнитель страстно, почти шамански, выводил голосом красивейшую мелодию с убедительным для девичьего сердца текстом: «Come, come into my arms!». Это спустя годы я узнала, что всемирно известный музыкант с русско-еврейскими корнями, Барри Манилоу, использовал скорбные аккорды Прелюдии до минор, как вступление к своей песне «Could It Be Magic». Но тогда, в далеком 1989 году, моя мама, краем уха заслышав знакомые звуки, вынесла вердикт: «Это же Шопен! И не стыдно, плагиаторы!»
Фредерик Шопен. Портрет работы Э. Делакруа. 1838 г.
Шопен?! Мое поколение и меломаны постарше хорошо знают эту ситуацию: нотные записи «ритмов эстрады» и прочей «буржуйской заразы» были огромной редкостью и изводили своей недоступностью. Но классика – она всегда была под рукой. Пробежав глазами несколько сочинений из сборника, на время стащенного из библиотеки ДМШ, я узнала эти многосложные аккорды, и… в следующие пять минут уже заливала клавиатуру пианино горькими слезами: рука 12-летней девочки была не в состоянии охватить весь космос звуков, доступный взрослым. Прелюдия была временно отложена, и я занялась разбором знаменитых вальсов польского композитора.
Заметив мое новое увлечение, мама подсунула мне книгу в красочной обложке: «Это «Консуэло», автор – Жорж Санд, возлюбленная Шопена, если тебе интересно». Еле осилив этот экстракт экзальтированного романтизма, я составила впечатление о писательнице, как женщине невероятно чувствительной и, возможно, падающей в обморок при одном упоминании поцелуя.
А она оказалась… суровой дамой в мужском костюме, с сигарой в зубах, двумя детьми и множеством любовников. Именно такой ее увидел на одном из светских раутов Парижа 26-летний Фредерик, аристократичный, хрупкий, «прекрасный, как херувим и чертовски прелестный» — как отзывался о нем один из современников. Шопен был охвачен весьма смешанными чувствами при виде Амандины Авроры Люсиль Дюпен, использовавшей в творчестве мужской псевдоним. Но, в конечном итоге, он, человек болезненный и отрешенный от реальности, не смог устоять против внезапной привязанности к сильной женщине старше его на 6 лет, проявившей материнскую заботу.
Жорж Санд. Портрет работы Э. Делакруа. 1838 г.
Оба были уже очень заметными личностями, чтобы их роман остался в тайне. Жорж Санд слыла знаменитой покорительницей мужских сердец. Еще больше поклонниц и поклонников было у Шопена, сменившего к тому времени несколько «муз» и посвящавшего свое время преподаванию музыки юным барышням. Когда они отправились в путешествие, слух об их связи разнесся по всем столицам Европы. Ученицы обсуждали роман Шопена, одна баронесса покончила с собой, поклонники Санд спивались в литературных кабаках. Парижские газеты отказывались верить в эту любовную историю: «Какая же разумная личность станет утверждать, будто любовь двух статуй, двух памятников может продлиться дольше, чем сутки? На общем постаменте им будет до смерти скучно. А в постели памятники просто смешны…». Мнения спрашивали и у известных личностей. Бальзак вынес свой приговор нашумевшему роману: «Прежние неудачи в любви мадам Санд заключены в ее непоколебимой вере в счастливую любовь. Она верит в нее и ждет, как женщина. А добивается ее, как мужчина…» Общество недоумевало: любовь не может связать столь разных людей.
Но она связала, хоть и была далека от определения счастливой. Не просто страсть, но необыкновенная дружба и глубокое взаимопонимание. Шопен утверждал, что ни с кем не был столь доверителен и откровенен, как с этой женщиной. Ведомые темным романтизмом, они решили перезимовать на Майорке, в заброшенном картезианском монастыре. Это прекрасное место подарило им прилив вдохновения: Шопен начал знаменитый цикл из 24-х прелюдий, Санд продолжала писать. Следствием эмоционального перенапряжения – любовного и творческого – стали участившиеся нервные приступы обоих, присущие им, как творцам. Она легко выходила из них, он – надолго заболевал, и вскоре у него началось обострение хронической чахотки. Жорж выхаживала Шопена, их духовная связь укреплялась, и одновременно становилось понятно: они истощают друг друга.
Их роман продолжался 10 лет. Она рассказывала ему истории о жизни – поэтичным и образным языком. Он, чуждый реалий бытия, вдохновлялся ими и писал музыку. Но в то же время не интересовался творчеством своей возлюбленной, не прочитав почти ни одного ее романа. Он жил в своем собственном мире и предпочитал видеть реальность с той четкостью изображения, которая была выносима для него. Гейне дал ему точную характеристику: «Это человек необыкновенной чувствительности: малейшее прикосновение к нему – это рана, малейший шум – удар грома; человек, признающий разговор только с глазу на глаз, ушедший в какую-то таинственную жизнь и только изредка проявляющий себя в каких-нибудь неудержимых выходках, прелестных и забавных». Болезненность Шопена, почти терявшего сознание от эмоциональных всплесков, вынуждала Жорж отказывать ему в близости. Он обижался, разногласия усиливались. Когда в 1847 г. в свет вышел роман Санд «Лукреция Флориани», сюжет которого был фактически списан с их любовной истории, Шопен обвинил возлюбленную в предательстве: она с такой ясностью обрисовала его нарциссизм в образе князя Кароля, что у публики не оставалось никаких сомнений в том, кто послужил прототипом. Затем последовали конфликты межу Шопеном и сыном Жорж Санд, и скандальная пара распалась.
Фредерик Шопен. Портрет работы А. Шеффера. 1847 г.
И всех поджидал сюрприз: эгоистичный Фредерик, прежде погруженный лишь в свои мечтания и творчество, внезапно осознал, что не может жить без своей подруги. Он начал страдать, метаться, отказывался принять сам факт расставания, в то время, как она довольно спокойно пережила разрыв отношений. В 1849 г. Шопен заболел и почувствовал приближение смерти. Узнав об этом, Санд пыталась встретиться с ним, но этому воспрепятствовали друзья музыканта, опасаясь, что излишнее волнение ускорит печальный исход болезни. За пару дней до кончины Шопен с горечью сказал своему другу Франшому: «Она говорила, что не даст мне умереть без нее, что я умру у нее на руках…». Жорж Санд пережила своего возлюбленного на 27 лет.
Жорж Санд. Фотография 1870-х годов
Но вернемся к Прелюдии до минор. Траурный окрас аккордов нередко дает исследователям повод связывать ее происхождение с переживаниями Шопена о судьбе польского народа. Но не забывайте, что она писалась в самый разгар его любви к Жорж Санд, и это fortissimo и замирающее diminuendo словно напоминают о смирении с болью, скрывающейся в их истории. Хороший повод для меня – 1 марта сесть за фортепьяно и вспомнить звуки, знакомые с детства. А если кому-то пришлась не по душе болезненная история Шопена и Санд: это еще и Всемирный день кошек, а они уж точно нравятся почти всем. В первый день весны всё говорит о любви, не так ли?