Ностальгия по канувшим в Лету империям – феномен более, чем распространенный. А для россиян это настоящий призрак прошлого, проявляющийся в беседах, музыке, фильмах и прочих культурных (и не слишком) явлениях. И, чем дальше от облака пыли и оглушительного грохота, сопровождавших падение имперской мощи – тем прекраснее пейзажи ее расцвета, и приятней глазу картинка достижений и всенародного единодушия. Словно и не была она написана теми же кровавыми красками, что и вся остальная человеческая история. И вот уже подростки, рожденные в Миллениум, надевают яркие майки с надписью «СССР», не до конца понимая ее смысл.

Мы, русские, очень любим рассуждать о своем «особом» пути развития и брезгливо отметаем чужие примеры, подозревая в них чуть ли не всемирный заговор против нашей страны. Восток нам непонятен и страшен упрямым стремлением к единству во всем и вся; Запад привлекателен образом жизни, но подозревается в том, что пытается поставить нас на колени перед своими «бездуховными» идеями. А давайте-ка на минутку отвлечемся от ощущения своей избранности, и заглянем в прошлое и настоящее других народов, также переживших величие и падение империй.
Тем более, что и повод есть – сегодня ровно 1199 лет с того злосчастного морозного дня, 28 января 814 года, когда умер от лихорадки германский император Карл Великий. Вот так, не спросясь никого – взял и умер, оставив огромное наследство на попечение почти бездарных потомков, умудрившихся развалить государство за каких-то 29 лет.

Раздел империи Карла Великого по Верденскому договору 843 года

Германские земли, бывшие ядром империи Карла, после его смерти оказались в тяжелом положении, длившемся более тысячи лет. Десять веков политической разобщенности, постоянных переделов границ, споров с Францией, Англией, столкновений со славянами, экономических кризисов. Великие Географические открытия повлекли за собой изменения мировых торговых путей: да, Рейн, Дунай, Эльба по-прежнему были важнейшими водными артериями Европы – но как в новых условиях включиться в колонизацию планеты и не стать прислугой других стран, если и в океан-то можно выйти, только сделав крюк на севере? Затем грянула Реформация, добавившая к политической раздробленности еще и религиозную. В XVII веке Тридцатилетняя война оставила от немецких городов и деревень руины и растоптанное национальное достоинство. «Туча комаров!» — еще спустя два века в досаде восклицал Уильям Питт Старший, имея в виду огромное количество государственных образований на территории аморфной Священной Римской Империи германской нации. Одно название, насмешка над прошлым. Зато каждого из этих «комаров» можно было привлечь на свою сторону, уговорив или заставив воевать за чужие интересы против его же соседа – такого же немецкого города, наделенного суверенитетом. «Где существует Германия? – горько усмехался Гейне, — в воздушном царстве грез».

Но вот ведь национальное чудо! Среди этих предательств и разъединенности вызревала и росла немецкая культура. Формировался язык, создавались словари, энциклопедии, рождались и задавали тон другим странам литературные и музыкальные жанры. Немецкая философия стала обязательной в образовательных программах университетов всего мира. Баллады, сказки, идеи, памятники, достижения – вы все назовете не одно имя, прославившее эту страну рыцарей, мечтателей, мистиков и романтиков. А тело великого императора меж тем уже истлело, и не было указующего перста, предписывающего, что и как делать, о чем писать и думать. Было слабое правительство и административный хаос. Десять веков.

В 1871 году Империя возродилась – «железом и кровью», благодаря Отто фон Бисмарку и другим историческим персонажам. И сразу же включилась в мировую гонку за колониями, оружием, рынками сбыта. Страна выживала – как и все остальные. Кто не без греха, тот может бросить камень. За океаном ширилась «империя доллара», к востоку – еще один «двуглавый орел», готовый расползтись до Турции, а затем «серп и молот», вознамерившийся навязать остальным странам альтернативу капиталистической экономике. На севере – небольшое, но удивительно нахальное государство, планировавшее превратить всю планету в свою колонию.
К чему эти соревнования привели Германию, помнят все. Две роковых ошибки в первой половине XX века, чуть не уничтожившие прежние достижения и заставившие миллионы людей на Земле с новыми эмоциями произносить слово «немец». Германии было не слаще: Берлинская стена, присутствие войск союзников, дипломатия покаяния. Думаете, раскаяние было вынужденным?

«Как вы справляетесь с проблемой национального взаимодействия?» — спросила я своего знакомого, прогуливаясь с ним по рождественского базару в маленьком немецком городке. Каждый пятый, попадавшийся на пути, был арабом, китайцем или представителем еще какой-нибудь экзотической, не опознанной мной национальности.

«Все будет хорошо! — отмахнулся он, — В последнее время, конечно, слишком много сообщений о том, что дети эмигрантов избивают чистокровных немцев, едва заслышав правильную речь от своих сверстников. Но, думаю, мы справимся».

«Как? – изумилась я, — как с этим можно справиться?»

«Мы терпеливо рассказываем и тем, и другим о своей культуре и истории. Нашим детям – чтобы они гордились ею. Их детям – чтобы они заинтересовались».

«Но посмотри, сколько китайцев!» — забыла я о толерантности. Приятель лишь рассмеялся.

«Поверь, если весь Кобленц будет заселен китайцами, они все равно будут жить так, как это веками делали жители города до них. Они станут гражданами Кобленца».

Я хотела было продолжить дискуссию о столь наивных подходах к строительству будущего: многовековой российский опыт бурлил в крови и отказывался принимать такие утверждения. Но как раз в этот момент мимо нас прошли две молодых китаянки, из генов которых под влажными южно-германскими ветрами еще не исчез желтоватый загар. Они говорили между собой… по-немецки.

Напоследок мы зашли в базилику Святого Кастора, построенную в IX веке.

Базилика Святого Кастора в Кобленце. Построена в 836 году

Именно здесь внуки Карла Великого проводили основную часть переговоров, приведших в 843 году к заключению Верденского договора, в очередной раз поделившего карту Европы. Сотни раз после этого менялись правители, формы власти, границы. Даже этот южный городок – и то успел побывать не только немецким, но и французским, и даже русским в 1814 году. Все пережили, хоть и не ищут «особенных» путей.

Империи нет, а национальное самосознание витает в воздухе.

Но секрета мне хитрый немец не раскрыл. Как сделать так, чтобы китайцы, идущие по улице моего города, разговаривали по-русски? Хотя, постойте… Может быть, сказать им с улыбкой: «Доброе утро!» — как говорили мне жители маленького немецкого города, с которыми я была совершенно не знакома? Я ведь уже делаю звук погромче, заслышав песню на их языке. Так… с чего начинается Родина?