К вечеру муравьи опять прогрызли ноосферу.
А мы с соседом Мишей Панюковым выпили 4 бутылки водки.
Хоть, рассуждая офтальмологически, водка вредит глазомеру,
Мы чётко видели за окном чёрно-белые фотки.
Мы чётко видели за окном Западно-Сибирскую равнину.
Мы видели, как настучали по бороде одному гражданину.
Мы чётко видели отсутствие демократии
и наступление на права трудящихся.
Видели серую пустоту в конце всех этих дней
длящихся и длящихся.
А потом уснули и над контурной картой летели орлами (если уместна такая аллегория).
Всё же ошибался Альфред Коржибски:
карта – это уже территория.

Про поэта Богомякова писать сложно. Я уже и так, и этак думала, как к нему подступиться. Вроде бы я знаю, как нужно писать о стихах, как можно их показывать другим людям, поворачивая как некую драгоценность, то одной, то другой стороной-строкой. Со стихами Богомякова не знаю ничего. И, кажется, не только я одна так.

Владимир Богомяков

Есть порядочная тьма народа, которая читает его стихи в Сети, в Живом журнале, везде, где он их публикует. Есть его книжки, которые выходят в Тюмени, и в Москве, в других городах. Есть прочно занятое место в антологиях современной поэзии и есть, в общем, рецензии, и даже в приличных очень изданиях вроде «Нового литературного обозрения». Но слава его какая-то очень неофициальная и в литературоведческую терминологию не очень пока оформленная. Не слава даже, а молва, если вспомнить это хорошее русское слово.

Стихи Богомякова и сами очень русские и немножко безумные, как и вся русская жизнь. Вертоград многоцветный, охапки образов, хор галдящих голосов. Потому и сказать о них сложно. Скажешь об одном — что с остальными делать? Скажешь про Джойса — лисы разбегаются в разные стороны.

Когда у Джойса совсем засвистела фляга,
Он пишет свой роман «У лис».
Знал, чем поразить публику, старый стиляга.
Вот так ты с дерева падаешь вниз.
И острая боль в повреждённой пятке.
Сидишь неразборчиво на осенней листве.
И всё теперь уже не в порядке
И в Саранпауле и в Москве.
Из мира, полного смертью, уничтожением и инвалидством,
Никуда не шагнуть на повреждённой пятке.
И вдруг из леса приходят лисы,
Похожие на членов перестрелянной милицией тюменской десятки.
Жизнь несправедливая, но такая красивая.
Короткое, но, эх, несмурное времячко.
Потри веселей своё лысое темячко.

Фото: обложка книги В. Богомякова «Я запущу вас в небеса».

В классической поэзии мы часто различаем голос поэта. Те, кто в курсе, знают по голосу Байрона, Ахматову, Тютчева и Пастернака. Голос Богомякова так сразу не расслышишь. В его стихах, как в автобусе, набитом людьми, то тираду очкарика какого-нибудь услышишь про Монтеня, например, Бунина или Бакунина, то её тут же матерная частушка перекроет.

Хаос этого пространства густо населён. Среди моих любимых богомяковских персонажей, конечно, котики и смерть. Котики чувствуют здесь себя совершенными хозяевами

Когда Сергей Эйзенштейн работал над фильмом «Броненосец «Потёмкин»»,
У него на плечах лежал маленький серый котёнкин.
Нет, он не спал, находясь скорее в анабиозе,
Выдвинув вперед хоботок, подобный удлинённой крохотной розе…

Ян Хавикзоон Стен (нидерл. Jan Havickszoon Steen; ок. 1626 — 1679) Дети учат кошку танцевать

Смерть в стихах Богомякова не страшная.

Я смерть не находил
В центробежной силе,
В мускатном орехе, в голландском мыле.
В восхитительном океанском приливе
И кислой-прекислой маленькой сливе.

Да вот же она!
Смерть в фате
Курила у мусорного бака в темноте.
Я заорал:
«Смерть, где твоё жало?!»
Она заплакала и убежала.

На днях я читала одну статью, где говорилось о том, что Федор Михайлович Достоевский в своем романе «Братья Карамазовы» предложил своего рода формулу русскости, которая оказалась очень востребованной — от Мити Карамазова «Широк человек, я бы сузил», от брата Ивана «Если Бога нет, значит все позволено» и алёшины слова о «слезинке ребёнка». Иначе говоря, как выразились авторы статьи, «удаль, умничество, духовность». Я уж не знаю, как там с братьями Карамазовыми, а стихам Богомякова эта ФОРМУЛА очень подходит. И если после котиков и Джойса с удалью и умничеством всё понятно, то вот вам ещё особый ангел от Богомякова для пущей духовности:

Детство золотое в сломанных часах.
В глазике потухшем.
В спиленных лесах.
Сломанный учитель с глобусом во лбу,
Что же вы молчите про мою судьбу.
Я хочу как ангел.
Ангел смотрит вниз,
Положив за щёку каменный ирис.

Справка об авторе: Богомяков Владимир Геннадьевич родился в 1955 г. в г. Ленинск-Кузнецкий Кемеровской области. Доктор философских наук. В настоящее время преподаёт в Тюменском государственном университете. Первая публикация стихов – альманах «Мулета» (Париж). Автор трёх сборников стихов и двух романов. Стихи Богомякова печатались в журналах «Новый мир», «Знамя», а также в «Лимонке», газете «Завтра» и других изданиях. Был редактором международного литературно-философского интернет-издания «Топос». Входил в литературное объединение «Осумбез», что означает: осумасшедшевшие безумцы. Является членом международной академии дискурс-исследований. С 1960 года живёт в городе Тюмени.