1 апреля в медиа-центре Vыход состоялся семинар по современной драматургии. Так завершился проходивший в эти дни конкурс «Ремарка». Режиссёр и один из организаторов конкурса Олег Липовецкий, драматург Михаил Дурненков и полтора десятка авторов собрались, чтобы обсудить тот материал, который был представлен на конкурс, и подумать, где и как его можно было сделать лучше. Дело само по себе замечательное, и в России, а тем паче в Петрозаводске, довольно неизбитое.

Есть ли смысл обсуждать свои и чужие пьесы? Можно ли писателя учить и нужно ли писателю учиться? Среди всего многообразия взглядов на литературное творчество есть два известных подхода. Например, греки, говоря о поэзии, использовали термин «poetice techne» — т. е., ремесло, техника, технология. Латинское «ars» тоже можно перевести как «мастерство». И это один взгляд. Другой сформировался в европейской культуре на рубеже 18-19 веков — романтики отождествили ПИСАТЕЛЬСТВО с «творчеством», тайным, почти сакральным процессом. Если в первом случае «искусству» можно обучить, мастерство можно передать от человека к человеку, то в романтическом ключе это высший дар, получаемый свыше, который контролировать — только дело портить.

На столкновении двух этих точек зрения когда-то Эдгар Алан По построил лучшую свою статью — «Философия искусства». В самую романтическую эпоху, когда современники значительно возводили очи горе в ответ на вопрос о том, как рождаются стихи, изгой и провокатор По разложил по полочкам для публики чуть не с математическими расчётами, как он «сделал» гениальное стихотворение «Ворон».

Кажется, что для европейской и американской традиции античный взгляд очень важен. В России же писательство традиционно воспринималось в романтическом духе. Приманить вдохновение это да, на это есть способы, но учить писательству…Есть, правда, Литературный институт, но количество его выпускников разительно не совпадает с количеством пишущих. Мне лично приходилось видеть авторов (и хороших авторов!), которые суеверно боялись, что узнай они в теории о том, что такое сюжет или композиция, то с ними сделается то же, что и с той сороконожкой, которая задумалась и разучилась ходить.

Всё стало меняться в самые последние годы, когда литературные мастер-классы постепенно перестали быть редкостью по крайней мере в крупных городах. О том, что потребность в таком опыте есть у петрозаводских авторов, и самая насущная, свидетельствовало то, что семинар «Ремарки» растянулся далеко за два часа. И энтузиазм обсуждения всё это время только рос. Оставляя в стороне почти всё, что касалось постановочной стороны драматургии, поделюсь некоторыми репликами Михаила Дурненкова, которые касались литературной стороны дела. Тем более что и для меня, вовсе не драматурга, а наоборот зрителя, многое оказалось интересным и кое-что — новым.

«Студентам я сначала задаю вопрос «Зачем вы пишете?». Пишут вообще люди с трещиной. Благополучные люди не пишут. Писательство это способ приспособиться к миру. И мир в свою очередь через писательство как-то приспосабливается».

«Человеческое сознание стремится познать мир. И, главное, мы верим в то, что мир можно познать. И мы везде ищем этой твердой почвы. А подсознание живёт совершенно другой жизнью, пульсируя вместе с непознаваемым хаосом, который нас окружает. И они всё время не совпадают. И от этого появляется напряжение. Или можно сказать иначе — зло».

«Катарсис — это освобождение от напряжения, такое опорожнение. Религия и искусство — два давно открытых способа достичь катарсиса, когда сознание примиряется с тем, что мир непознаваем».

«В драматургии же еще многое зависит от постановки. Советский период породил сильную метафорическую режиссуру. Нельзя было критиковать режим прямо, и режиссёры брали какой-то нейтральный материал и переделывали по-своему. Была же, например, какая-нибудь латвийская школа. Там вообще только сказки ставили. Но зато и подтексты у этих сказок были. Провалы современной пьесы, с которых всё и начиналось недавно, объяснялись тем, что режиссёры и современную пьесу брали и переделывали. И получалась вообще каша — что-то от автора, что-то от режиссёра. Вместо носа у персонажа — гротеск, вместо уха — метафора. И всё. Что на читке было хорошо, в постановке выглядело ужасно плохо».

«Самого по себе «Гамлета» сегодня уже нет. Есть «Гамлет» и шестьсот его постановок».

«Многим пьесам даже из шорт-листа конкурса не хватило «второго плана». Это то, что у Чехова сформулировано как «люди пьют чай, а судьбы рушатся». Хотя, конечно, это ещё до всякого Чехова в театре было. Драматургия начинается там, где мы видим на сцене одно, а на самом деле происходит другое. Герои могут говорить об электричестве, о состоянии дорог, а на самом деле мы слушаем и понимаем, что они говорят о любви. И они понимают. А в слабых пьесах герои выходят на сцену и говорят вслух все, что думают, вербализуют абсолютно всё. И там играть-то, собственно, нечего».

«Сценических ограничений сейчас практически нет. Хотите ввести в пьесу 40 персонажей — пожалуйста. Надо, правда, отдавать себе отчёт, что восемь из них будет играть один и тот же человек».

«Современный театр — тот театр, где зритель становится участником. И спектакль, в котором сходятся оба плана, совершается у него в голове».

Михаил Дурненков. Родился в 1978 году в Амурской области, в городе Тында.
Драматург, сценарист. Сменил несколько профессий: работал сторожем, слесарем, режиссером, актером, инженером, тележурналистом, ведущим телепрограмм, сценаристом, драматургом. Детство и юность провел на севере. С 1995 года живет в городе Тольятти.
С 2005 года в Москве. Автор более пятнадцати пьес и киносценариев.
С 2001 года постоянный участник фестивалей современной драматургии «Майские чтения», «Любимовка» и «Новая Драма», конкурсов «Свободный театр», «Евразия». Принимал участие в театральных форумах «Балтийский дом», «Документальный театр в Ленинских Горах», «Сибальтера», семинарах в Ясной Поляне, «Международная резиденция драматургов» (г. Лондон).