Писать о книгах в новогодние праздники неблагодарное дело! Во-первых, потому что несколько дней мечешься как угорелая между книжных полок, ловя праздничный, т.е. праздный, день и редкую по нынешним временам возможность почитать не урывками. Что-нибудь, что давно уже хотелось, но не доходили руки.
Беда в том, что когда руки доходят и время появляется, список оказывается таким длинным, что скорее расстраивает, чем радует: понимаешь, что всего явно не успеть. Но если помнить, что чтение в корне отличается от Олимпийских игр, то можно вернуть душе мир. Счастье — в процессе, а не в том, чтобы первым прийти к финалу, или даже дочитать до развязки.
Боюсь, и мне в эти дни не дочитать все пять книг, которые оптимистично начаты и призывно смотрят на меня из дома отовсюду — с кровати, с письменного стола, с кухонного подоконника… Тем более, что параллельно то и дело оказывается необходимым открыть ещё пять.
Но всё-таки… Гамлета в переводе Михаила Лозинского я дочитать (доперечитывать!) успею точно. Хоть это и не самый лучший перевод при всей моей любви к прекрасному Лозинскому. Но оригинал-то совершенно неубиваемый. И если первые раза три меня особенно занимал сам принц датский и его терзания, то на этот раз фокус переместился на короля-убийцу и его душевные мучения, и как Гамлет их растравляет всякими спектаклями, как какой-нибудь Порфирий Петрович. А Лаэрт-настоящий-полковник? А могильщики? А Офелия?
Есть ива над потоком, что склоняет
Седые листья к зеркалу волны;
Туда она пришла, сплетя в гирлянды
Крапиву, лютик, ирис, орхидеи, —
У вольных пастухов грубей их кличка,
Для скромных дев они — персты умерших:
Она старалась по ветвям развесить
Свои венки; коварный сук сломался,
И травы и она сама упали
В рыдающий поток. Ее одежды,
Раскинувшись, несли ее, как нимфу;
Она меж тем обрывки песен пела,
Как если бы не чуяла беды
Или была созданием, рожденным
В стихии вод…
Помимо «Гамлета» наконец-то удалось добраться до хвалёного Захара Прилепина. По крайней мере до его небольшой вещицы «Грех». Небольшой, но весьма увесистой благодаря густому эросу, не менее густому танатосу, помноженным на русский сельский ландшафт. Взятое вкупе всё это выглядит вполне достойным продолжением отечественной литературной традиции от графа, например, Толстого к Василию, например, Белову. Через, конечно же, Ивана Бунина. А поскольку ориентируясь на разнообразные отзывы, почему-то ждала от Прилепина чего-то более брутального и сентиментального одновременно, то в процессе чтения поставила автору немало плюсов. И в который раз убедилась, что филологическое образование хорошему писателю только на пользу.
По случаю праздников были перечитаны, конечно, соответствующие случаю два прекрасных рассказа — «Новый год» блистательного князя Владимира Федоровича Одоевского и «Рождество» не менее блистательного Владимира Владимировича Набокова. Что заставило философски погрустить с первым и философски утешиться со вторым.
Ну и медленно перелистываемая иллюстрированная английская биография Сэмюэля Кольриджа в его ранние годы (Holms R. Colridge: Early Visiones. — Hodder&Stoughton,1989) подарила чудесную историю. В 1789 году Кольриджу так понравился сборник из 21 сонета забытого теперь уже, а тогда модного поэта, что он в последовавшие полтора года 40 раз (сорок раз!!!) переписал сборник от руки, чтобы познакомить с ним ближайших друзей. Не самая лёгкая форма копирования текста, да и святая идея авторского права как будто попрана, но какая впечатляющая математика! О глубине переживания я даже не говорю. Я позавидовала.
За Кольриджем теперь, конечно, не угнаться, и я даже не буду эпигонствовать. Но жест так заразителен, что завершу сегодняшний спич поэтическим подарком для читателей. Не двадцать один сонет, конечно, но одно очень славное, на мой взгляд, стихотворение Владислава Ходасевича. В нём нет ни слова о ёлке и зимних праздниках, но оно всегда приходит на память в новогодне-рождественские дни.
Анюте (1916). Владислав Ходасевич.
На спичечной коробке —
Смотри-ка — славный вид:
Кораблик трехмачтовый
Не двигаясь бежит.
Не разглядишь, а верно —
Команда есть на нем,
И в тесном трюме, в бочках, —
Изюм, корица, ром.
И есть на нем, конечно,
Отважный капитан,
Который видел много
Непостижимых стран.
И верно — есть матросик,
Что мастер песни петь
И любит ночью звездной
На небеса глядеть…
И я, в руке Господней,
Здесь, на Его земле, —
Точь-в-точь как тот матросик
На этом корабле.
Вот и сейчас, быть может,
В каюте кормовой
В окошечко глядит он
И видит — нас с тобой.
Викторина!
Вопрос: Назовите имя петрозаводчанина, автора одного из новых переводов трагедии Шекспира «Гамлет».
Ответы присылайте по адресу viktorina@vedkar.ru и вы сможете получить приз от книжного магазина «Буквоед», который расположен в самом центре города на улице Антикайнена, д.34 (Центральный рынок, 2 этаж).
В магазине вас ждут: книги на русском и иностранных языках от классики до современности, разнообразная канцелярия для школы и офиса от известных и эксклюзивных производителей, оригинальные подарки и сувениры, детский отдел с развивающими книгами, играми, игрушками, и конечно – внимательный персонал, который поможет в поиске и выборе книг.
Всегда в продаже – подарочные сертификаты на 500, 1000, 3000 рублей.
Эксклюзивно в «Буквоеде» — услуга заказа книг, которых нет в наличии удобным для вас способом: через сайт bookvoed.ru, через поисковый терминал в магазине, или по телефону 78-15-79 с помощью сотрудника.
Победитель предыдущей викторины
А победителем предыдущей викторины становится Арсений Сибиряков! На вопрос: «Среди любимых книг Толкиена была одна, имеющая непосредственное отношение к Карелии. Что это за книга?» он совершенно верно предположил, что это — «Калевала»! Еще будучи студентов Оксфорда, Толкиен увлекся мифологией. И среди книг, навсегда поразивших его воображение, была «Калевала». Язык нашего эпоса лег в основу Высшего языка эльфов, этот язык Толкиен придумал сам.