Автор: Елена Малишевская

Сегодня коллеги-журналисты, музыканты, благодарные телезрители, родственники и близкие простились с Ефимом Овчинниковым. Мы попросили поделиться воспоминаниями, историями, связанными с Ефимом, тех, с кем он работал и дружил. Это было нелегко: шок от потери друга еще долго не пройдет, в эти дни трудно складывать слова в предложения. Но мы посчитали важным собрать в одной статье хотя бы по несколько строчек от каждого. Ведь талантливый тележурналист Ефим Овчинников оставил свет в сердцах очень многих людей.

Алина Малышева, режиссер: «Я считаю, что профессия журналиста - это была именно его профессия».

 

«Более 10 лет мы проработали с Ефимом на "Нике". Монтировали сюжеты и передачи: «Дежурный по городу», «Глас народа», «Воздух». С Ефимом было легко работать. Его сюжеты были интересными и понятными зрителю. Не выбирал, писал на любые темы. Открытый, веселый, Ефим мог разговорить любого. Пишу, и вспоминается его смех, такой взрывной и задорный. Очень позитивный был человек. Был... Тяжело это осознавать».

 

Елена Фомина, журналист: «С появлением Ефима в редакции стало шумно и весело».

«Ефим был совсем молодым, когда он пришел в редакцию «Ники». Городские новости: выбирай тему, снимай, пиши. Никакой (еще) цензуры, никаких дежурных пресс-релизов. Все журналисты ездили в поле – включая редактора; вечером выдавали в эфир то, что сняли за день. Эфир прямой, никаких телесуфлеров в студии: текст ведущие учили наизусть.

 

Обычно журналисты не радуются, когда в редакцию звонят пенсионерки: то в подъезде потоп, то сосед бухает (музыка орет), то коммуналка подорожала (так никакой пенсии не хватит!). И сюжеты об этом журналисты снимать не любят.

Но Ефим всегда говорил:

– Я поеду. Бабки сами себя не спасут, в эфире рубрика «Ефим спешит на помощь»!

С появлением Ефима в редакции стало шумно и весело. Он сразу всех переименовал, коллеги были теперь Димушками, Олюшками и Ленушками. Иногда Еленами Петровнами (причем Малишевская и Максимова – по факту, а я за компанию).

Мы с Малишевской так и зовем друг друга Ленушками. А Ефим теперь никуда не спешит».

Андрей Белый, радиоведущий: «За открытостью и общительностью скрывалось огромное одиночество».

«Я называл его Фимушкой. Потому что с ним всегда было тепло и уютно. Он был добрый и отзывчивый - и как друг, и как журналист. Очень компанейский, прекрасный рассказчик, про таких говорят: душа компании. А за всей этой открытостью и общительностью скрывалось огромное одиночество, которое видели немногие.

Он безумно любил свою работу. Но работа не спасла… Пересматриваю его программы, сюжеты. В груди щемит от ужасающей пустоты.
 

- Фимушка, привет. Как ты?
Нет ответа».

Ольга Пименкова, журналист: «Он мне - Олюшка, а я ему - Ефимушка. Так и работали».

«Мне кажется, что Ефимом его никто никогда не называл, разве что на вручении грамот. Было у него какое-то особое обаяние Фимушки, ласковость и немного народной хитринки. Виртуозно рассказывал самые простые истории, так, что ржала вся редакция. Потом ту же историю в другой компании рассказываешь, никому не смешно. А у Фимушки смешно. Почему? Потому что талант.

Расстраивался он тоже с юмором, все грозился в такие моменты: «Уеду от вас к балеринам». Почему, уже не помню. Наверняка какая-то смешная история была.

Не стеснялся говорить: «Люблю тебя» и «Люблю тебя обратно» - это на случай, когда о чем-то не смогли сначала договориться, а потом все наладилось.

А еще умел поддерживать. Не словами, а делами. И сглаживать конфликты на работе через шуточки и прибауточки. Хороший ты был, Ефимушка. Желаю тебе в следующей жизни заниматься йогой. А то все обещал прийти и сидеть тихо, да так и не дошел…».

Андрей Хабонен, музыкант: «Я не был готов к Ефиму».

«С возрастом известия об ушедших друзьях перестали переворачивать душу с ног на голову. Такова жизнь. Все там будем. И прочее и тому подобное.

Но не сейчас.

 

С Ефимом мы подружились с момента знакомства. А это далеко не всегда так случается. Получилось, что дружили мы с ним дольше, чем не были знакомы.

Я счастлив, что успел совершенно спонтанно набрать его номер и поговорить о текущей ерунде. Посмеяться. Чувства юмора, важнейшего чувства для человека, у него было на двоих.

Я до сих пор не готов...».

Яков Шуйгин, журналист: «Из памяти его не стереть никаким ластиком».

«Мы познакомились с Фимой чуть более двадцати лет назад. Но у меня такое ощущение, что мы знали друг друга всю жизнь. Он стал для меня по-настоящему родным человеком. У нас были очень разные вкусы: мы смотрели разные фильмы, слушали разную музыку, в еде отдавали предпочтение разным блюдам. Но, наверное, мы дышали как-то одинаково и смотрели на мир через один калейдоскоп.

Виделись не часто: я в Москве, он в Петрозаводске. Но созванивались и списывались постоянно. И всегда этого общения было мало.

Для меня Фима не был каким-то журналистом, человеком из телевизора, собратом по профессии, хотя, без сомнения, он был безумно талантлив. Это все для нас было на дальнем плане. И я не смогу описать его как: «был добрый, с прекрасным чувством юмора, любил рыбалку». Эти слова ничего о нем не скажут. Он был и остается для меня Настоящим Другом. Остается, потому что из памяти его не стереть никаким ластиком. А значит, он так и будет где-то рядом».

Дмитрий Лябегин, директор Петрозаводского дома ветеранов: «Мне трудно будет без него».

 

«Мы познакомились в период работы Ефима на «Нике». Выяснилось, что оба очень любим творчество «Алисы». Он был невероятно профессиональным человеком, наверное, лучшим в своем деле в Карелии. Он помогал всегда, откликался на любой призыв. Про человеческие качества Ефима вообще отдельная тема: таких друзей еще поискать. Мы дружили очень. Мне трудно будет без него. Невероятная потеря для нас всех».

Илона Румянцева, журналист, писатель: «Ефим всегда был «человеком от земли».

«Он очень землю любил. Деревню. И ее жителей. И все, что на ней растет, плещется, носится по ней. Люди от земли – они добрые по своей природе. И, как бы ни поворачивалась жизнь, через какие бы обстоятельства ему ни доводилось проходить, он не утрачивал это свое ценное качество – естественную доброту. Она дается нам с рождения, когда ребенок еще «не обучен», как себя вести, и интуитивно рад весь мир обнять, рад поделиться всем, что у него есть, и от души жалеет того, кто в этом нуждается.

Мы долгое время работали вместе и привыкли доверять друг другу. Без этого в такой работе никак. Я всегда знала, что могу на него положиться. Надеюсь, что и он чувствовал мою поддержку.

В последние месяцы мы мало общались. Ефим знал, что я терпеть не могу, когда врут и выкручиваются. Ничем хорошим он обнадежить меня не мог. Плохого говорить не хотел. А врать мне не стал. И вот за это его последнее проявленное ко мне уважение я ему очень благодарна. Что он вел себя со мной как всегда – честно, как было меж нами заведено».

Никита Власов, журналист: «Телевидение стало для него и смыслом жизни, и самым главным его увлечением».

«Я отчетливо помню, что начал интересоваться местными телевизионными новостями только тогда, когда в конце 90-х Ефим впервые пришел работать на «Нику». Для этого пришлось настроить телевизор на дециметровый диапазон и сквозь адские помехи смотреть, что там Ефим снял интересного.

 

Ефима так захватывала его профессия, что он буквально не мог сделать паузу в работе вообще никогда, все попадающее в его поле зрения измерял на предмет: сюжет это или не сюжет. И вот получается, что Ефим большую часть своей жизни и провел буквально в телевизоре. 

Он гордился профессией, умел и разбирался во всем, что касалось тележурналистики, и был  абсолютно счастлив. Тем более что сформировался он как тележурналист в то время, когда работать на телевидении было чрезвычайно интересно и увлекательно. Когда можно было пробовать и изобретать. Когда с помощью дельного  сюжета в новостях можно было реально повлиять на происходящее вокруг, изменить ход вещей.

В 2013-м я только переехал жить в дом в самом начале проспекта Александра Невского, и во дворе дома торчал полуразвалившийся и местами подгоревший, но массивный дровяной сарай. Никакие людские силы не могли повлиять на то, чтобы эту  покосившуюся руину власти убрали. И даже телевидение уже приезжало снимать народный гнев, но без толку. Я посетовал на это Ефиму. «Смотри, что сейчас будет», - сказал Ефим, воспринявший эту историю как вызов. В его телевизионном сюжете сарай фигурировал с такого ракурса, что, казалось, вспыхни он, и пламя тут же перекинется на свежевыкрашенное здание факультета политических и социальных наук ПетрГУ. Такого, конечно, городские власти допустить не могли: на следующий день во дворе затарахтела строительная техника, и злополучный сарай заодно с похожими на него строениями в соседних дворах исчезли без следа.

 

Наверное, справедливо, чтобы соседи все-таки знали, кому они должны быть благодарны за лужайку, на которой держат свои автомобили.

Мы были очень близкими друзьями с Ефимом, сейчас даже кажется, что всю жизнь…»

Татьяна Лапина, журналист: «Я не верю, что его больше нет».

«Ефим сначала был просто мужем моей подруги, позже - другом, потом человеком, без которого уже трудно было представить свою жизнь. Мы работали вместе на одном канале, потом вместе перешли на другой… Ефим легкий, с просто изумительным чувством юмора. Так интеллигентно и умно шутить мало кто умеет.

Еще у него был уникальный дар договариваться с людьми. Случаев, когда ему отказывали в съемке, практически не было. Даже если кому-то было совсем невыгодно участвовать в передаче, после разговора с Ефимом этот человек уже был готов на все! Помню, даже кто-то находился в розыске, но Ефиму удалось и его убедить предстать перед камерой во всей красе. И дело не в словах, которые он говорил, у него изнутри что-то шло, ему хотелось доверять все и сразу.

 

Он был гениален и изобретателен в работе, при этом в жизни был жутким консерватором. В первую очередь - в еде… Пюре с гуляшом - и точка. Если в кафе этого блюда не было, значит, это плохое кафе.

Помню, ездили вместе с ним и Никитой Власовым в Грузию, долго там выбирали ресторан, искали с самым шикарным национальным меню. Нашли. Пришли. А он у официанта сразу спрашивает про пюре… Никакие хинкали, хачапури и аджапсандали не смогли смягчить его разочарования, что толченой картошки с молоком там не подают… Он вообще любил простоту во всем. В этом весь Ефим!

Мы не виделись с ним целый месяц до того, как это произошло. Ефим был в отпуске. Я хочу думать, что он просто из него не вышел. Я не верю, что его больше нет…».

Валентина Макарихина, журналист: «Без него мир будет не таким радостным».

«Моя дочь Соня дружит с Настей Овчинниковой. Несколько лет назад мы с Ефимом взяли привычку каждые выходные брать дочек в парк на аттракционы. Я не люблю аттракционы, потому что железо ломается, а я мать нервная, с приступами фантазии. Пока девочки крутились, я отворачивалась от карусели, а Ефим должен был ежеминутно сообщать, что все живы. Ну, конечно, глумились надо мной дружно. Хохотали до колик, корчились, дурачились. Потом все вместе ели мороженое под уморительные рассказы Ефима о случаях на съемках.

Вот такие беззаботные моменты счастья, которые застревают в сердцах детей и их родителей навсегда. Не было в этих выходных ничего особенного, и в то же время именно в них вся суть.

Узнав о смерти Ефима, Соня сказала мне слова, которые я, наверное, буду помнить всю жизнь: «Мама, это ведь беда не только родных, это и наша с тобой беда, и тех друзей, кто снимал с ним мою любимую «Трое в тачке», и других людей, потому что Ефим смешной, потому что без него мир не будет таким радостным». Лучше не скажешь».

Когда я готовила эту статью и просила друзей Ефима написать несколько строк о нем, Андрей Белый мне сказал: «Лена, так тяжело это все дается. Может, не надо? Фима посмеялся бы над этими некрологами». Да, это правда. Ефим бы немало повеселился, глядя, как мы собираем истории, фотографии, пишем о нем мемуары. Но что поделать, человечество пока ничего лучше не придумало. Близкий товарищ, коллега уходит, а нам остается сохранять память о нем. Спасибо его маме Аните Дункерс за прекрасного человека и хорошего друга. // Фото: из личных архивов Ефима Овчинникова и его друзей.