Копна густых волнистых волос, широко расставленные глаза, волевой рот — таким был пудожский паренек Николай Приемышев до того, как попал на фронт. Вернулся домой спустя 3 года — близкие его не узнали. Вместо родного лица — вылепленный из «теста» пугающий образ: нос, рот, подбородок — все другое. Это чужое лицо Николай Приемышев носил до самой смерти.

Не я, но тень моя

Не знал 16-летний Коля Приемышев, что, уйдя на войну добровольцем, обретет себе не только славу, но и серьезную, на всю жизнь, боль. Она должна была поставить крест на всем — личном счастье, работе, возможности находиться среди людей. Но…

Это был бы не Приемышев, если бы сдался судьбе, позволил себя сломать. Жизнь, которая висела на волоске, после того как Колю чудом вытащили из горящего танка, вновь забила слабым пульсом на операционном столе, куда он прямиком попал с поля боя. Посмотрел на себя боец в зеркало после операции — и, мама родная, себя не узнал! В отражении он увидел неродное и очень некрасивое лицо — черты чужие, нос грубо слеплен из его же «теста», и где, где та родинка на щеке?!

Рассказ о геройстве танкиста его родственники передают из поколения в поколение. В танк, в котором находился Коля со своими товарищами, попал бронебойно-зажигательный снаряд.

И гореть бы ему в смертоносной машине заживо, если бы волей случая он не оказался на земле вместе со своим командиром (то ли командир вытащил Колю Приемышева наружу, то ли Коля командира — теперь это уже никто не скажет). Усугубило ситуацию то, что на танкисте был термошлем.

Лицо бойца стало похоже на запекшийся картофель, лоб обуглен до костей, вместо носа — впадина. Вот так и стало у него вместо своего лица — чужое, над которым хирурги прифронтового эвакогоспиталя трудились не один час.

Обидное слово — «обезьяна»

Выписавшись из эвакогоспиталя, в таком виде и появился танкист в родной деревне Кодозеро Пудожского района. Создал семью (девушка ждала его с войны и Коли не испугалась), один за другим народились у них дети. Спустя время из Кодозера, где не было работы, вслед за другими семья переехала в соседние Тамбицы.

Без работы отец не остался. На коне развозил почту по поселку, на заготовке леса работал водогревом... Веселый и добрый был человек. Все по хозяйству да с детьми, меня, маленькую, с рук не отпускал,

- рассказывает дочь солдата, Тамара Николаевна.

Семья для Николая была отдушиной, а вот житье в чужом поселке превратилось для него в настоящую каторгу.

Бывало, поселковые дети по-обидному обзывали отца обезьяной. Слыша это, я горько плакала. Взрослые, завидев его на улице, шарахались в сторону. Любопытствующих было много. Меня часто спрашивали: «Что с твоим отцом?» Отвечала: «На войне был»,

- продолжает Тамара Николаевна.

Вечная память

В родительском доме в Кодозере, куда Николай Приемышев подальше от людских глаз все же вынужден был вернуться из Тамбиц, контуженный
танкист жил отшельником — ловил рыбу, охотился, ходил в лес за грибами и ягодами. В глуши и одиночестве он наконец обрел покой. Постоянными спутниками его были разве что собаки, коих у охотника всегда было немало.

Дома бывал наездами — привезет лесных даров, рыбы, повозится с детишками — и обратно ставит «ноги на дорогу», пешком 30 километров добирается до Кодозера.

Стеснялся Николай своего лица: что люди скажут? За всю жизнь только один раз и выезжал из своей глуши — в Москву на свадьбу дочери.

Дома же и стены помогали. В родной среде постепенно оттаяло сердце героя-танкиста. Да и родные, навещавшие Николая Приемышева в его уединении, на физические недостатки внимания не обращали, к его новому лицу давно привыкли: лицо чужое, а душа-то осталась прежней, шутника и доброго человека!

Двоюродная внучка Катя Карабешкина рассказывает:

Дедушка всегда очень радовался, когда к нему родные приезжали. И любил, чтобы все вместе.

Как сядут Приемышевы за большой стол — всем еле-еле места хватает. И для друзей, желавших порыбачить и поохотиться в глухом месте, у Николая Егоровича всегда находился угол.

Что удивительно, они до сих пор приезжают в дом у реки из разных городов России. Дом, где жил обгоревший танкист, осел от старости, но мужественно стоит на месте. Дверь в доме никогда не закрыта, и без хозяина он продолжает жить своей жизнью.

На доме — мемориальная табличка: «Здесь жил герой-доброволец ВОВ. За боевые заслуги награжден орденом Красной Звезды и медалями. Вечная память Героям». И даты жизни: 1925—1983 гг.

В пояс бы поклониться тому дому. В нем жил простой и великий русский человек, послевоенный подвиг которого — просто жить — не уступал по героизму его военным свершениям, а может, был и еще круче.

...Умер герой войны, как и нагадала ему цыганка, которую встретил в поезде, когда возвращался из эвакогоспиталя.

Дома тебя смерть не найдет — найдет в болоте,

— сказала она.

Так и случилось. 2 ноября 1983 года Николай отправился в лес на охоту и назад домой не вернулся. Спустя два дня нашли его лежащим на берегу реки Кода. Умер он не в одиночестве. Вечный его сон охраняли его верные собаки...

Вместо послесловия

В 1944-м, вернувшись домой с новым лицом, Николай Приемышев тут же порвал все свои довоенные фотографии. И только одна, в шинели, чудом осталась невредимой. Эта фотография и свершила чудо в «Бессмертном полку», с которым прошла внучка Николая, Екатерина Карабешкина, учитель русского
языка одной из петрозаводских частных школ.

Все было как в кино. Оля Шаталова шла в начале колонны, мы в середине. То ли она отстала, то ли мы ускорили шаг, но мы вдруг увидели на портрете в ее руках до боли знакомую фамилию...

- рассказывает Екатерина.

Фамилия Приемышев на портретах прозвучала как пароль. Оказалось, что на штендерах у них родные братья Николай и Алексей Приемышевы. Старший, Алексей, отправился на фронт в первый же день войны. 16-летний Николай, прибавив себе год, — за ним следом.

Что удивительно, до этого троюродные сестры не были знакомы (жили в разных городах, родня большая) и даже не знали о существовании друг друга. Теперь говорят: да что же за неистовая сила такая у фронтовиков, что они, будучи ТАМ, нас объединили!