Когда я приехала работать в лагерь в прошлом году, меня сразу одну поставили на 40 детей в возрасте 13-16 лет. В основном вожатые и инструкторы в этом лагере были студенты педколледжа. Пара человек приехали из других учреждений: в прошлом году работали девочка с исторического факультета ПетрГУ, девочка из училища культуры и выпускник нашего колледжа.

Там большой бардак.

У меня были похожие с воскресной ситуации, когда мы с отрядом переворачивались на Сямозере, но, слава богу, мои дети остались живы. Такие случаи происходили не только у меня.

Кто-то по часу проводил в ледяной воде, после того как переворачивался в каноэ. Когда на смене в такой ситуации оказался мой друг, то он не только всех детей вытащил, но достал и все cнаряжение.

В прошлом году многие, кто работал в этом лагере, ругались с Вадимом [Виноградов — замдиректора лагеря, тоже заддержан. — Прим. ред.]. Мой друг, например, не хотел везти детей в поход во время шторма. Тогда ему пообещали, что Вадим сам поедет на моторной лодке с ними, даст еще двух инструкторов. В результате озеро немного улеглось и отряд отпустили самостоятельно. Как раз на середине озера, километра через два, опять погнали волны...

Мне приходилось конфликтовать с Вадимом постоянно. Представьте, мы с отрядом приезжаем из одного похода, а нам говорят, что через два часа нужно уходить уже в другой. Все промокли и замерзли до дрожи в зубах. У меня были синие губы. Заболевшим вожатым и инструкторам предлагали остаться присматривать за больными детьми. Дело в том, что дети тоже не могли просто отказаться от похода. Им нужно было получить медотвод, который давали в самых крайних случаях. 

В учебной программе у нас есть модуль «Школьный туризм», куда входят скалолазание, походы. Так что когда говорят, что мы совсем ничего не можем и не знаем, это неправда. Но нужно понимать, что в лагерь на Сямозере приезжают студенты двух направлений: физвос и педагоги младших классов. Последние сдают квалификационный экзамен «летний отдых», в комиссию которого, кстати, входит Елена Васильевна Решетова. То есть они квалифицированные вожатые. В лагере в их обязанности входит укладывать детей спать, кормить их, устраивать культурно-массовые мероприятия. Поэтому для меня остается загадкой, что на рафте делала Люда Васильева [одна из задержанных. — Прим. ред.], которая учится как раз на педагога младших классов.

Кроме вожатых, есть еще инструкторы на рафтах и инструкторы на местах. Последние как раз должны быть квалифицированными вожатыми, которые имели корочки Центра туризма. В их обязанности входило жить на острове, принимать отряды на ночевку, помогать им с палатками, тентами, едой, учить разводить костер.

В корпусах всего 200 с чем-то мест. В прошлом году лагерь работал по системе «вертушки». Это так: стоят четыре корпуса, в которых живут дети.

Но есть еще 200 человек, которые тоже в лагере, но живут на пляже в палатке, в трудовом лагере, который сами же и строят, другие уже в походе... Все дети переодически менялись местами. Таким образом, у ребенка не было своего угла.

Я не знала, куда я еду. Мне сразу дали отряд, в котором были ребята 13-16 лет. Мы жили на мысу в МЧСных палатках, которые приходилось самостоятельно штопать. Организаторы убеждали, что это так и должно быть. Ведь это «Школа рейнджеров». На мою смену тогда выпало много комиссий: приезжали Роспотребнадзор, глава Эссойлы, полиция. Я думала, что нас еще тогда закроют. Они заявились к нам после небольшого шторма. Сотрудники служб увидеди раскиданные палатки по всему пляжу. Тогда же вожатых одного из отрядов вызвали, потому что очередной рафт занесло на другой берег.

Все вожатые жили в «аквариуме» - это запасные выходы типа веранды. Так вот когда приезжал Роспотребнадзор, вожатых заставили быстро убрать все кровати, вынести их на улицу и накрыть пледами. Такие махинации мы проворачивали постоянно.

Кстати, тогда же я расписывалась в каких-то документах как технический персонал.

Рафты входят в смену. Но это еще самое безопасное, что там есть. На Сямозере есть Змеиный остров, на котором ночуют дети. Причем если на этой смене, насколько я в курсе, дети прошли обучение и походы начались ближе к концу, то, когда там была я, нас сразу отправляли в поход. Инструкторы на рафтах в прошлом году возили детей на Шую. Ребят, которые впервые пробовали себя в этом деле, отправляли на Кинековский порог, где в разное время погибли более 20 человек.

Отказаться от похода было нельзя. Есть программа, и мы обязаны ее выполнить. Как говорил Вадим, в лагере должен быть порядок. Он говорил, что без разницы, что дети ноют. Мне кажется, ему было все равно. Он довольно сухо относился к нашим жалобам. Главное, чтобы мы выполнили программу. Кроме того, из-за «вертушки» банально могло не хватать мест в лагере.

В этом году я согласилась поехать в лагерь, потому что Елена Васильевна [Решетова. — Прим. ред.] уверила меня: все изменилось. Прошли проверки, и прошлогодних проблем больше нет. Везде поставили камеры видеонаблюдения, все дети живут в стационаре.

Когда я была там в первый раз, то дети в лагере были ведь очень разные: и так называемые коммерческие, которые жили в гостинице, и «бродяги», как их называл Вадим. В одном из отрядов были дети с судимостями. Они приезжали с ножами и наркотой.

Во время моей смены была ситуация, когда дети вызвали такси и привезли в лагерь кучу алкоголя. Один раз «беглецов» привел пьяный мужик, который орал на меня: «Забери своих детей, они хотели украсть у меня шкуру».

После того как я вернулась в прошлом году домой, написала на одном из сайтов, что в лагере происходят дикие вещи.

Собиралась подавать в суд, но в колледже меня попросили угомониться. "Тебе же еще учиться", - намекнули они.

Все документы мне оформляли в прошлом году уже после смены. Перед началом работы не спросили ни медкнижки, ни справок, ни паспорта.

У студентов есть два варианта, где проходить практику. Можно поехать сюда, можно в детский лагерь в Джубге на Черном море, но туда обычно не отправляют физвосовцев. Кроме того,  «Карелия опен» ближе и платят больше. Здесь за смену можно получить 18-20 тысяч в зависимости от должности. На юге речь идет о 7 тысячах.

После трагедии вся наша группа сидела полночи в слезах. Мы очень сплоченные, как одна семья. Все находимся на связи, общаемся с теми, кто оставался в лагере. Когда арестовали Вадима, а Решетовой на месте не было, то у детей ведь началась паника.

Мне звонил однокурсник, который оставался в лагере. Он рассказал, что все руководство арестовали, остались только несколько вожатых и дети. А у него в отряде — восьмилетняя сестра мальчика, который погиб. Он просто не знал, как ее успокоить.

Думаю, что там на лодках началась паника, а дети не слушали команды. Рафт можно удержать. А вот канойки — это слишком подвижный транспорт. Когда мы просто учились плавать на берегу с детьми в прошлом году, то лодки переворачивались на месте. Что уж говорить про шторм. Это очень опасно.

На каноэ сложно удержаться под водой из-за ее строения. Если в нее попадает вода, то ее не убрать.

Сейчас все ругают студентов. Говорят, что они спасали себя, а детей бросили. Выставляют нас зверями. Но это не так. Мы разговаривали с девушкой Валеры Круподерщикова — он спас нескольких детей из воды, хотя его самого чуть не убило камнем или веслом. Вместе они сидели на острове, ждали, когда их заберут. Парень был не в курсе, что половина отряда погибла и всех арестовали. Он хорошо учится, занимается сноубордом. Мы понимаем, что это так не пройдет и что родители будут кидаться на Люду, на Валеру... Но в чем он виноват? Он просто поехал на практику.

P.S. Как нам сообщили студенты педколледжа, с которыми удалось переговорить, руководство запретило им общаться с прессой под угрозой отчисления.