Недавно в Петрозаводске побывал Андрей Ургант, который приехал в столицу Карелии в составе труппы спектакля "Ну и фрукт ты". Вместе с ним в этой постановке были задействованы Сергей Рост (интервью с ним можно прочитать здесь), Александр Тютрюмов и Александр Стекольников. За несколько часов до выхода на сцену Андрей Львович ответил на вопросы портала "Петрозаводск говорит".

 - Вы уже были раньше в Петрозаводске? Есть какие-то воспоминания о городе?
 - Ровно 1827 раз. Ну конечно, был, это родной и близкий город с детства. Даже в этот приезд мне тут нравится, несмотря на дождливую погоду – в ней тоже есть своя прелесть. Отличное книжное издательство было здесь давно: когда в стране появилась переводная литература, американская, английская, французская, Петрозаводск вдруг начал выпускать эти книжки. Не в самых дорогих изданиях, но зато массово. Ни Москва, ни Питер еще тогда ничего такого не печатали.  

Я в то время путешествовал по Онежскому озеру в составе некой агитбригады, мы объехали озеро по периметру и были в каждом населенном пункте, в деревнях, поселках, и везде играли с огромным успехом концертную программу прямо на кораблике. Я тогда купил в комиссионке два чемодана, набил их книгами и привез в Петербург. Вот такие светлые воспоминания… Потом я служил здесь, не в Петрозаводске, но колесил по всему Северо-Западу: я, как Довлатов, служил во внутренних войсках. 

 - Многие сейчас пытаются избежать армии…
 - Я окончил вуз, два года отслужил в театре, а потом начали неожиданно приходить повестки. Чего ж я стану бегать? Ну и пошел, не зная, куда меня определят, ничего не понимая. И полтора года отдал родине в той степени, в которой мог. Тогда как раз началась война в Афганистане, но меня туда не отправили, хотя из моих войск очень многие туда уехали. Но артистов, видимо, пожалели. Честно скажу, в Афганистан я не очень стремился, но от армии не убегал. 

- Гастроли  - это бесконечные самолеты, поезда, автобусы, все это довольно изматывающе. Насколько вам комфортно в таких условиях?
 - Очень комфортно. Я люблю цыган и евреев. И те, и другие – переселенцы, они по всему миру. Это не значит, что их нужно сжигать в печке. Надо просто понять их жизнь. А цыгане – это еще и прекрасные артисты и музыканты, люди, очень верные традициям. 

  - Несмотря на любовь к кочевому образу жизни, не хочется временами немного притормозить и отдохнуть?
 - Я не то чтобы люблю этот стиль жизни. Так просто карта легла. Такова моя судьба, я лишь от нее не убегаю. Зато благодаря своей профессиональной кочевой жизни я много всего посмотрел: столько городов, стран! И это, конечно, впечатляет. А тормозить… Это само произойдет. Ноги перестанут ходить так же бойко, как в 20 лет, вот и приторможу чуть-чуть. А пока все в порядке. На пенсию особого расчета нет, как вы понимаете. Не буду углубляться в эту тему, но считаю, что позор для такой страны не заботиться о стариках и детях, вот и все. Меня это удивляет.

 - Артист – профессия, где нет никаких гарантий в том, что добьешься успеха.
 - Кто всю жизнь кладет на то, чтобы чего-то добиться, всегда остается в проигрыше, потому что это «чего-то» всегда недостижимо. Когда у меня была кухня 3,5 метра в хрущевке, я хотел 7. Когда появились 7, я хотел 12, а когда появились 12, я хотел 20. А когда появились те самые 20, у меня туда ничего не поместилось.

Предела желаниям нет, а с собой в гроб ничего не заберешь, поэтому надо жить и довольствоваться тем, что есть. А вопросы славы и популярности, огромных гонораров – это все такое фуфло! Так же, как и вопрос наших так называемых почетных званий. Я могу назвать десятка два людей, которые носят высокое звание народного артиста и которых при этом никто не знает. Вот и все. А Высоцкий не был ни народным, ни заслуженным артистом. Даже почетной грамоты у него не было. 

 - Есть еще вопрос объективной оценки таланта. Есть же те, кто пытаются заявить о себе, не обладая никаким даром.
 - Ну тогда он ненормальный. Если человек бездарен, но думает, что талантлив, он сумасшедший. В писательском деле таких называют графоманами, в нашем деле это никак не называется. Он просто дурак. Как я могу, играя спектакль, не понять, произошло это взаимопонимание с залом или нет? Возникли ли секунды этих микропауз, когда зал дышит и прямо ждет, что же твой персонаж сделает… Это дыхание ведь ни с чем не спутаешь.

Мне всегда было наплевать на звания, на достаток. Я в тридцать лет свои первые деньги заработал, достаточные для того, чтобы купить себе вечерний костюм. Он же и концертный. А в сорок, когда я заработал на свой первый автомобиль, я не захотел его водить. Потому что уже тех амбиций не было. Все должно быть вовремя. И первая зарплата, и первая машина, и первая квартира, и первый брак, и ребенок.

- Что касается вашего очень известного сына: вам его шутки нравятся?
 - Я не знаю. Потому что это практически мои шутки – как они могут быть мне близки или нет? Ваня взял все самое лучшее и не взял все самое худшее. Да и при чем тут шутки? Их можно и написать, и украсть, и придумать. У него прекрасная реакция, как у хищника. А еще у него хороший вкус и нет озлобленности и желания быть лучше, чем кто-то другой. Он прекрасный семьянин и отличный мужик. Вот это мне нравится больше всего. Мне совершенно наплевать на его шутки. Да и ему тоже. Я ему однажды сказал: «Ваня, ты думаешь, тебя слушают? Ничего подобного. Смотрят на успешного, красивого человека и думают: «Везет же кому-то!». Вот почему тебя любят, а не потому что ты удачно пошутил про налоги или политику".

 - Учитывая напряженные графики каждого из вас, удается полноценно общаться?
 - Конечно, еще больше, чем раньше. Потому что теперь мы находимся примерно в одном статусе. Я имею в виду, что Ваня теперь понял, что это за жизнь. Он понимает, что наш успех актерский очень зависит от везения. Но случайно ничего не бывает, значит, так и должно было быть.

 - Ваш коллега Сергей Рост сказал в интервью, что есть роли, которые можно играть только в определенном возрасте, потом это будет несколько некстати.
 - Наверное, если мне предложат играть Мальчиша-Кибальчиша или Буратино, я улыбнусь и скажу «Не поздновато ли?». А в остальном это вопрос решения проблемы. Кто-то играл Гамлета в 50 и 60 лет, кто-то в 20, что тоже рановато. Главное, чтобы роль попадала в твое сердце и ты понимал, что ты играешь. Правда, бывают очень странные назначения на роли. Ну например, если бы я был режиссером и ставил спектакль «Винни Пух», то я бы на главную роль назначил обаятельного, невысокого роста полноватого артиста, ужасно улыбчивого и которого все любят. А вот на ослика Иа я бы назначил высоченного, нелепого, с большими ушами человека. Нашел бы такого в труппе. А вот если поменять их местами, и Винни Пуха будет играть длинный тощий актер, то это странно. Не надо путать зрителя и доводить его до безумия.

Вообще, нужно любить свои роли, и тогда они тебя полюбят. Хотя иногда бывает неожиданно. Я играл много разных мерзавцев, и мне это ужасно нравилось.  Но наверное, потому что в жизни я не такой человек, я не коррумпированный чиновник, не бандит, не тот, кому свойственно воровать, обманывать. А таких приходилось играть. Значит, режиссеры видели во мне что-то такое, в моей внешности, в моем психотипе. Но я играл и комедии, и смешные роли. К сожалению, почти не играл русскую классику, а жаль. Сейчас все русские пьесы – Салтыков-Щедрин, Островский, Гоголь, - настолько актуальны, как будто вчера написаны. Очень острая сатира. Все повторяется. 

 - Вы приехали с комедией. А вообще вам в каком жанре больше нравится играть?
 - Я стараюсь не думать об этом. Мне нравится, когда люди много смеются. Как правило, это знак понимания: зрителю понятно, о чем идет речь, и он реагирует смехом. И этот смех мне очень дорог. Но плоха та комедия, где кроме животного хохота больше нет ничего, никакой мысли. Нет любви, несостоявшихся, или, наоборот, состоявшихся надежд. Хотя у Чехова написано: «Вишневый сад. Комедия». Что он имел в виду под этой расшифровкой жанра, я не знаю, но полагаю, что он хотел сказать, что сначала есть трагедия, а следующий виток происходящего – это уже фарс. То есть в определенной степени комедия, когда так страшно, что уже смешно.

Есть легенда, что один правитель спросил у приближенных: "Что там народ, плачет? – Плачет. - Значит, еще есть деньги, собирайте налоги". "Что народ, плачет? – Смеется. - Значит все, денег точно нет". Вот, наверно, когда мы засмеемся, наше правительство что-то поймет. А пока мы только плачем.

 - Как думаете, скоро это случится?
 - Да не знаю. Надеюсь, что не случится. Сколько ж можно так над нами смеяться.