Любопытное явление наблюдается в нашей российской жизни: люди все реже ходят в кино и все чаще — в музеи. Социологи подсчитали, что за прошлый год в них побывало более 90 миллионов человек, то есть две трети россиян. Цифры  объективны, но сухи, а вот старший смотритель музея  Тамара Александровна Горина видит это собственными глазами:

 Слова «музейная тишина»   — не про нас, — говорит она. — В залах все время посетители, даже  в новогодние каникулы  мы работаем каждый день по 8 часов. Людям нравятся и выставки, и то, что  у нас есть плазменные панели,  видео...  

— говорит она.

Но директор Национального музея  Михаил Гольденберг считает, что современным музей делает совсем не новейшее оборудование, хоть оно и важно.

За  интересом...

— Недавно участвовал в учебном эстонско-шведском  семинаре по созданию  безбарьерной среды. Все говорили о пандусах,  лифтах, ливневках...  А  меня волнует, готов ли работник музея говорить с людьми  с учетом их заболеваний. Мы провели серию семинаров  с Институтом усовершенствования учителей, как себя вести с посетителями с ДЦП,  где стоять, со слабовидящими... Они  преодолевают трудную дорогу не для того, чтобы проехать по пандусу, который, кстати, у нас есть...

— А зачем вообще люди идут  в музей?

— За интересом, за смыслом. Мы ведь  не просто выставляем предметы на обозрение. Через них передаем  эпоху, время. Литератор это делает  словом, художник — картиной, а музейщик — вещами.  Ручка  на блокноте  говорит о занятиях человека, рюмка и блокнот   рождают  другой смысл. Примеров включения вещей в передачу смысла не перечесть.

На выставке об  обороне Петрозаводска меня  потрясла  гора подметок, которые нашли на месте сражения  поисковики: это все, что осталось через 75 лет от молодых парней, ушедших воевать.  Они  были в обмотках, брезентовых ботинках на резиновых подошвах...  Вот он, ужас той войны.

Если вещи расспросить, они расскажут о многом. Тележка с колесами со странными выемками... Она бегала между цехами по рельсам первой в России  железной дороги на Александровском  заводе. Это  свидетельство промышленного переворота. Путь от мира вещей идет к миру людей.

Наша  коллекция собиралась 145 лет.  И храним все, что хранится, что составляет национальное богатство края. 

Но  я не завскладом, не директор кладбища. Надо, чтобы коллекция работала.

Мы ищем  новые площадки, даже  в гипермаркетах устанавливаем  постеры, и  это тоже выход.  Проводим   встречи,  педсоветы, выездные совещания ученых,  фестивали, олимпиады по краеведению, мастер-классы, концерты, даже есть свой абонемент...   Но  когда по некоторым нормативным документам из нас хотят сделать досуговое учреждение, это неправильно. Мы  можем устроить забег в ширину, отойти от канона, похулиганить  в творческом плане на «Ночь музеев», но подменять ДК не можем.  Да, нужны новые формы работы: глубокие и разнообразные, но не  увеселительного плана. Музей — режимный объект, хранилище, ризница,  его приоритет — хранение.

Хранители древности

В общем, не слабую задачу ставит директор перед своими сотрудниками: с одной стороны — хранить, с другой — выносить на показ, да еще делать это интересно. Оксану Владимировну Гричаниченко, хранителя фонда текстиля, это нисколько не смущает.

— Главная ценность любого музея — коллекция. Наша собиралась 145 лет.

Мой фонд особенный. Во-первых, самый большой.  Во-вторых, его ядро составляют  наиболее ценные предметы из коллекции Олонецкого губернского музея, основанного еще в 1871 году.  Даже сохранившиеся на них этикетки —  сами по себе ценность.

Храним весь текстиль  в специальных шкафах. Мы, конечно, все наше достояние перебираем, сушим, проветриваем, любуемся этой красотой,  но зрителям давно не показывали, а так  хотелось... 

Однажды в музей  пришла женщина и принесла серьги и брошь, выполненные в одном стиле. Это  не драгметалл, это «самоварное золото» —  напыление на металл. Их  носила ее прабабушка-поморка и   завещала  своей правнучке. Но самое главное,  она  принесла фотографию прабабушки в этих украшениях.  Это ли не  память о своих предках! Вот  появились они на  выставке «Девицы крученые, прялицы точеные», посвященной народному костюму.  Украшения и фото их владелицы — один из ее «бриллиантов».

Человек всегда стремился к красоте. Среди нудных будней обязательно должны быть вкрапления праздника, когда ты достаешь красоту и надеваешь на себя. И хорошо, что  в коллекции есть такие предметы.

Но мы храним  не только наследие, собранное предшественниками,  думаем   и о пополнении коллекции.

Практически в каждом фильме о 1950-х  можно увидеть в кадре  гобеленовый коврик с оленями, тиграми, богатырями, замком. Примета времени, а у нас в коллекции не было ни одного.  Бросила клич — принесите! Не помню, когда была так счастлива, когда на просьбу откликнулись.

Типичность вещи  — одно из требований, а еще важно учитывать сохранность, сочетание с тем, что уже имеется в коллекции.  

Конечно, все единицы хранения у нас на учете.  Сейчас создаем  КАМИС — комплексную автоматизированную музейную систему, куда  заносим весь свой фонд.   Атрибуция — часть моей работы,  которую я делаю с интересом. Еще я люблю придумывать  выставки и водить по ним экскурсии.  И мне очень нравится, как реагируют студенты, которые приходят сюда. Они задают множество вопросов, но и я им тоже.

Показала резиновые ботики с полым каблуком. Спрашиваю, что это? Каких только версий не услышала, вплоть до шпионской — перевозить контрабанду.

И каково же было их удивление, когда вставила в них женские  туфельки на каблуке. Так берегли обувь их прабабушки. Вещи  очень доступно  дают представление  о времени и людях. И это самое интересное.

Машина времени

 — Музейное дело бессмысленно, если  нет тех людей, которые пользуются накопленным музеем богатством,  — считает Денис Кузнецов,   замдиректора по научно-выставочной работе и развитию. Свою задачу видит в том, чтобы устроить  встречу  посетителей с предметами.

- Вообще-то, я думаю, что на выставке человек  встречается не с предметами, а с людьми, которые когда-то ими владели,  оставили навыки, традиции. Это такая своеобразная машина времени. 

Музейные же работники являются проводниками, своеобразными переводчиками.   Языком выставок и экспозиции  они  помогают понять  прошлое, пытаются  сделать так, чтобы через вещь чувствовалась жизнь.

Сделать это непросто. Одна из последних выставок музея посвящена обороне Петрозаводска в 1941 году.  Музейщики же решили, что она будет связана не столько с предметами музейного фонда, их уже неоднократно показывали, но с вещами, поднятыми поисковиками  фонда «Эстафета поколений». Это очень непростой, с музейной точки зрения, материал —  останки амуниций, снарядов, не поддающиеся полной реставрации фрагменты. Но это  вещественное доказательство события, в котором  участвовали десятки тысяч человек, защищавших Петрозаводск. И  наши сотрудники  нашли несколько  ходов.  

Во-первых, сосредоточились на бытовой стороне  фронта, ведь перерывы между сражениями занимали  большую долю времени, и  понятно, что  в эти часы человек занимается какими-то обыденными вещами. Он бреется, ест, разговаривает, пишет письма.  Мы  приблизительно поровну показали фронтовой быт как финских, так и советских бойцов. 

Да,  это была война между народами, странами, мирами, но и одновременно общая трагедия, а потому  там соседствовали самодельные помазки, стопки из военного алюминия финских  и советских бойцов,  финские жетоны  с идентификационными номерами и советские пеналы-медальоны  с такой же   запиской.  По самодельным зажигалкам, чайникам видно, что к ним применена  мужицкая смекалка.

И эти простые вещи особенно цепляют. Их можно долго рассматривать, сравнивать и примерять на себя: как бы я  жил в этой ситуации.

И, во-вторых, показать   работу поисковых отрядов.  Таким образом выставка стала  встречей  с прошлым  и настоящим.

Такая же встреча происходит и на постоянной выставке «Натуральное хозяйство», посвященной повседневным занятиям жителей  Карелии конца XIX  — начала  XX века. 

Правда,  решили  рассказать о национальных особенностях охоты, рыбалки, возделывания земли  не только серьезно, по-музейному, преподнести эти занятия не как памятник, который заслужил постамента, а показать, чем накопленный опыт может  помочь людям сейчас, тем более экологический стопроцентный КПД  народного хозяйства  очень интересен. 

И мы объявили конкурс  «В натуре»,   предложив присылать современные фото- и видеосюжеты о том, как сейчас собирают ягоды, охотятся, сажают   картошку, сохраняют урожай,  рецепты приготовления традиционных привычных блюд. И  это хороший пример того, зачем   музей работает.

Коллекции предметов, опыт прежних поколений важен, и мы можем учесть его в нашей жизни.

Иногда прагматично, как в «Натуральном хозяйстве», иногда  для собственного самоопределения. Мы ведь часто забываем, что какие-то проблемы  уже решали, на какие-то вопросы отвечали, и наступаем на одни и те же грабли.

Музей — тема  будущего

— Изначально музей  для молодых  —  сверхконсервативное  заведение, которое не имеет будущего, — считает научный сотрудник музея Михаил Данков. — И у  меня было  подобное отношение. Еще в студенческие годы,  несмотря  на то что учился на историческом факультете, занимался литературным процессом начала 20-х годов прошлого века,  в том числе футуризмом, движением,  которое рассчитано на будущее.

—  А  после того как отработал учителем в провинциальной школе, предложили показаться в музее,  в отделе, который занимался современностью. Назывался он «История Советской Карелии». Думал, скучно, но речь пошла  о создании экспозиций, о том, что человек, который их делает,  обязан обладать вкусом,  быть  своеобразным режиссером будущей выставки, соединяющим   масштаб пространства с масштабом истории. Это  привлекло.

Но понадобились   годы,  чтобы понять:  музей   —  тема не прошлого, это тема будущего. Ведь когда касаешься предметов, ощущаешь энергию людей, которые их сделали, ими пользовались, будто совершаешь путешествие в прошлое, но не для того, чтобы там остаться, а чтобы оценить, осознать, понять в четкой перспективе и этот опыт  запустить  вперед, передать в будущее.  

Это тот самый футуризм, которому  я поклонялся.  Этот посыл и делает музей современным.